Русские суеверия

В течение сорока дней душа преодолевает «сорок ступенечек» (сорок мытарств), ведущих к Богу, и на сороковой день идет «в ответ» к нему, побывав «на помине» (поминальном обеде) в родном доме.

«Покойник ходит домой до сорока дней. Приходов покойника боятся; просят ночевать соседей, ночью ходят по двое, кропят все святой водой… На сороковой день все идут провожать его… Процессия доходит до первого отвода [ворот в ограде села]… 〈…〉 Все молятся Богу и затем возвращаются к прерванному обеду. С этого момента на душе у домашних становится легче: покойник был в доме в последний раз и провожен „честь честью“, больше не придет, если сами они чем-нибудь не раздражат его» (новг.).

«После сорока ден душа куды там последует – в Царство ли Небесно, в ад ли кромешный – и уж пить-ись не может больше» (сибир.). В сорочины «отпускают душу» – специально для этого пекут хлеб и, выходя с ним за ворота, причитают: «Прощай, матушка, погуляла, порадовала нас, до суда Божия нам с тобой не видеться» (владимир.).

Сорокадневный «посмертный путь» человека – излюбленная тема литературных произведений (Житие Василия Нового и др., многочисленные синодики).

Синодики (рукописные поминания с миниатюрами) – «сборники сказаний о загробной жизни» и «самые распространенные на Руси книги» 〈Соболев, 1913〉. В них содержались статьи, день за днем описывающие состояние умершего – его души и тела. Эти описания поразительно подробны и, очевидно, «творчески перерабатывались» при составлении крестьянских повествований о посмертных «странствиях-мытарствах».

Ср.: «Исход души праведного. Ангел Господень приходит по душу с радостью и взимает честно, и благословение бывает душе той…»; «Исход души грешного. Тогда ангел – хранитель души тоя стоит прискорбен и плача…»; «На третий день восходит поклониться Христу…»; «Два бо дни носима душа ангелом по земли, иде же хощет, ово к дому, овогда к тылу»; «Третину же творим, яко в третий день человек всегда изменяется»; «Девятины же творим, яко в той день все здание растечется, токмо сердцу единому целу…»; «Четыредесятый же день творим, яко в той день и то самое сердце погибает и костем развалившимся… 〈…〉 В девятый день по умертвии восходит душа праведная на небеса поклониться Христу, и ангели Господни сретают ее на первом небеси с рабостию и начнут душу ублажати, глаголюще: „Блаженна еси, душе!“» «Такожде восходит и грешная душа на небеса поклонитися Христу. Сретают ее ангели с плачем, глаголюще: „О многогрешная душе и окаянная!“» 〈Сахаров, 1879〉.

Пройдя посмертное сорокадневье, покойник, казалось бы, должен оставить мир живых, но, в соответствии с многозначными представлениями крестьян о душе и смерти, это происходит далеко не всегда.

Умерших продолжает тянуть в родной дом; их «притягивают» и чрезмерное горе, плач родных, и осиротевшие дети, и недоделанные дела, и не выясненные до конца отношения с живыми, и тоска по ним. «По смерти покойники ходят затем, чтобы посмотреть, есть ли в доме порядок» (Новг., Белоз.). «В деревне Спирютине Андогской волости к крестьянину Кутузову пришла умершая жена рано утром, когда он топил печку, а маленькие дети спали. Говорит: „Ты неладно печку-ту топишь, дай-ко я тебе пособлю!“» (Новг., Череп.). Покойник остается («жить») в доме или в риге, в бане – там «чудится», слышны хождение, стук, работа топором или на домашнем жернове; иногда умерший даже требует у живых уйти из дома (олон.).

В основе таких поверий и сюжетов – сохранявшееся на протяжении столетий представление о покойниках как о «живых», даже «телесных» существах, не прерывающих сношений с людьми и продолжающих принимать участие в делах семьи, рода. «…Возвращение мертвых, особенно недавно умерших, есть та форма общения их с живыми, которая оказалась самой длительной и оставила заметные следы еще и в теперешнем народном суеверии» 〈Вундт, 1913〉.

Согласно иным мотивировкам, мертвец «ходит», когда с ним в могилу не кладут любимую им вещь; не оказывают ему достаточных почестей при жизни или не исполняют какого-нибудь необходимого обряда после его смерти (забайкал.) 〈Логиновский, 1903〉. Настойчивое возвращение покойника объясняется его «обидой» на живых (он карает за нанесенную ему при жизни или после смерти обиду – арханг. и др.).

Покойник мстит за невнимание к себе, за «плохие» похороны, оберегает принадлежащее ему в доме, на кладбище (иркут.) 〈Виноградов 1923〉. Былички, записанные в XIX–XX вв. в разных губерниях России, повествуют не только о мести мертвеца за похищенную у него вещь (платок – костр.; кусок савана – петерб.), но и за попытки «играть» с ним (покойника приносят на посиделки – саратов., новг., волог.). Ср. также распространенное поверье: покойники приходят «из зависти» к живущим. «Отец с матерью (умершие) у ворот не стоят, свое возьмут» (костр.). Появление покойника, кровно связанного с домом, почти всегда предвещает смерть кого-нибудь из его близких – «другого покойника ищет» (арханг.) 〈Карнаухова, 1928〉.