Русские суеверия

«И колдуны стали отколдунивать, чтобы лесовой вернул Кузьму. И Кузьму лесовой и принес, к крыльцу и кинул. Стал Кузьма жить, и Кузьму стало с ума сбивать. Кузьма стал обряжаться – зайдет Кузьма в байну, обрядится под пол, и Кузьму тащут всем селеньем, – или Кузьма в овин обрядится. Отец Кузьмы, Степан Иванович, захотел пристрастить его, сводить к судье, чтобы Кузьма не обряжался. 〈…〉 Судья спрашивает: „Вы Кузьма?“ – „Я, барин“. Судья клал на ворот цепь, медаль на грудь и спрашивает: „Кузьма, жалуется на тебя отец, так ты отца как зовешь?“ Кузьма отвечает: „Я батюшком зову“. Барин спрашивает: „Ходишь ли ты, Кузьма, в церкву, молишься ли Богу?“ Отвечает барину Кузьма: „Что хоть, барин, не хожу я в церкву, а владычество его на всяком месте“. И снимает барин цепь с ворота, и полагает на стол: „Старик, не могу я Кузьмы судить, Кузьма не глупой. Что хоть мы ходим в церкву? Оглядываем народ, что то хорошо пришел одевши, да эта еще лучше. Веди, старичок, сына домой“» (олон.).

В небольшом цикле быличек Смоленской губернии леший обучает девушку «знахарству и всему порядку» (см. ЛЕСНАЯ ДЕВКА). Он выступает в роли крестного; испытывает девиц, заставляет их ткать (арханг.; Новг., Череп.); учит парня ворожить (арханг.). Молодой крестьянин, побывавший у лешего, получает дар прови́дения (волог.). В подобных мотивах, сюжетах отразились переосмысливаемые на протяжении длительного времени представления об инициационном (термин весьма условен), переходном состоянии, которое сопровождается временным отсутствием, изоляцией, испытаниями и последующим преображением.

«Про́клятые под горячую руку», как правило, вызывают сочувствие крестьян, а ругающиеся и «призывающие» нечистых – осуждение. «Вообще народ дает громадное значение родительскому проклятию и говорит, что „от него не уйдешь, не уедешь и долго ли, коротко ли, а покарает“ (Новг., Череп.). «К родительскому проклятью народ относится с необыкновенной боязнью, точно так же и к родительскому благословению питает глубокое уважение. Молитва матери творит чудеса. 〈…〉 Есть поверье, что, если родители проклянут ребенка, его непременно унесет леший» (волог.) 〈Иваницкий, 1890〉.

«Проклятия родительского даже сам Бог не снимет, а родительское благословение, выраженное вещественно, хотя бы оно состояло в кирпиче, дает в жизни непременное благосостояние» (орл.) 〈Трунов, 1869〉. Дети, лишенные родительского благословения и молитв, не могут быть счастливыми и долговечными на земле, а в будущей жизни не наследуют Царствия Небесного. Непокорных детей родители иногда, впрочем (вообще редко), проклинают, такие проклятия могут иметь иногда (в блажной час) страшную силу (яросл.) 〈Дерунов, 1889 (1)〉.

Вера в непреложную действенность проклятия родителей (особенно матери) привлекала усиленное внимание Церкви, поскольку не соответствовала православному канону. Комментируя (как вполне достоверный) случай «увода лешим про́клятой», иркутский священник подчеркивает: такое могло произойти только «по Божьему попущению», в назидание греховной матери 〈Шергин, 1884〉.

Опасаясь навлечь беды на себя и детей, крестьяне придерживались определенных правил: избегали произносить бранные слова; входили в лес благословясь и пр. Однако многочисленность и распространенность связанных с «неосторожным словом» поверий, сюжетов свидетельствует об их непреходящей актуальности – «худая брань» отнюдь не была изжита в русских деревнях ни в XIX, ни тем более в XX в.

Полагая, что проклинать – «неотмолимый грех», жители многих губерний России старались в крайних случаях заменять проклятие неблагословением («недоброжелательные высказывания» разделялись на отказ от благословения, проклятие в запальчивости и обдуманное проклятие, которое было наиболее страшным).

В поверьях XIX–XX вв. понятия о греховном («случайном» либо обдуманном) проклятии и могущественном заклятии трудноразделимы. Ср.: заклясть – «обречь кого-нибудь нечистой силе, например сказать в недобрый час: „Изыми тя, унеси тя“; а особенно сильно заклятие странных людей. Так, по словам заонежан, корюшка перестала водиться в Китежской губе от заклятья странного человека, то есть странника» (олон.) 〈Рыбников, 1864〉.

Обдуманное проклятие-заклятие – справедливое возмездие закоренелым грешникам, оскорбителям матерей. «Про́клятого матерью земля не принимает, и будет он всю жизнь трястись как осиновый лист» (нижегор.); сила материнского проклятия такова, что тела заклятых (про́клятых) матерями детей не разлагаются в земле; про́клятые не находят успокоения, смерти, пока мать не возьмет назад своего проклятия 〈Зеленин, 1916〉.