Русские травести в истории, культуре и повседневности

О похождениях Льва Потапова знали царь, столичная аристократия и брат Александр. Своему приятелю, Николаю Врангелю, он однажды рассказал пикантную историю. То ли на спор с приятелями-лицеистами, то ли по собственному почину Петр решил приехать на костюмированный бал в дамском наряде. Выбрал самое игривое платье, напудрился, подрумянился и был таков. На балу присутствовал император Николай Павлович. Петр знал о его слабости к хорошеньким барышням и решил во что бы то ни стало привлечь к себе внимание. Прошелестел пару раз перед глазами, мило улыбнулся, приблизился и сделал чудный реверанс. Царь милостиво склонил голову, задал пару никчемных вопросов и тихо-тихо увел юную незнакомку в дальнюю гостиную, приготовленную специально для императорских утех. Там усадил в бархатное кресло, стал лобызать руки, распаляясь все больше, говорил что-то о страсти и проказливом Эроте. Потапов понял, что близятся разоблачение и фиаско (а за ними – неизбежная каторга). Кое-как высвободился из объятий, выбежал в залу, по лестнице вниз, сел в карету – и след красавицы простыл. Николай Павлович, не привыкший к отказам, приказал немедля разыскать негодницу, подключил петербургского обер-полицмейстера Кокошкина, который быстро установил, что прекрасной незнакомкой был молодой человек, Петр Потапов, сын генерала и сам гусарский офицер. Так, по крайней мере, пишет Врангель, цитируя слова Александра Потапова. Над записками он работал на склоне лет и вполне мог ошибиться: Петр Потапов был не военным, а чиновником.

Александр Львович, смеясь, поведал Врангелю и о совсем невеселой развязке скандальной истории: за оскорбление чувств царя и переодевание на балу Петра выслали из Петербурга в глушь, в имение, в Псковскую губернию, запретив ее покидать. Женский костюм, маскарад, император, распаленный страстью и оскорбленный обманом, – все звучит правдоподобно, особенно из уст родного брата. Но Потапова с позором выслали из столицы по совсем другой причине, о которой Александр Львович не захотел распространяться.

В 1842 году жандармы Третьего отделения провели в Санкт-Петербурге «чистку». Суровый генерал Бенкендорф прознал, что в столице промышляла банда сутенеров-«теток»: заманивали несмышленых смазливых мальчишек на квартиры, щедро угощали сладостями, фруктами, мороженым, опаивали крепким алкоголем и передавали в руки клиентов, господ с громкими фамилиями и важными придворными связями. Многие мальчишки быстро входили во вкус, превращались в развращенных умелых «фрин» и «аспазий», с удовольствием торговали собой. В Третье отделение сыпались доносы. О банде и притонах доложили императору, называли громкие фамилии вовлеченных в это непотребство. Было решено разобраться с шайкой и примерно наказать виновных, несмотря на происхождение и связи.

Начались аресты. В мае 1842 года взяли главную «тетку» Ивана Батиста Фукса, французского подданного. Он организовал притон и снабжал столичных клиентов несмышленышами. «За предосудительное и безнравственное поведение и за торговлю мальчиками» француза отправили в Тобольск под строгий надзор полиции. Возможно, он поведал «фараонам» о тех, кто пользовался услугами юных «фрин». Среди них были чиновники братья Чичерины, камер-юнкер Михаил Салтыков, коллежский секретарь Дмитрий Рахманов и наш герой, повеса-травести Петр Потапов.

Дело, судя по всему, не подлежало публичной огласке, но его обстоятельства вскоре стали известны многим. О нем, к примеру, упоминает в «Записках» Петр Долгоруков, либерал, ярый ненавистник жандармов (и лично Александра Потапова). Он ввернул абзац про Петра Львовича, отметив, что сей любезник ежедневно с двух до четырех часов дня фланировал по фешенебельному Невскому проспекту «под ручку с господином Ратмановым, принимая позы грациозные», а за вертлявыми щеголями послушно следовала карета, запряженная четверней. Долгоруков знал и причину высылки Потапова в Псков: «За преданность тому самому роду занятий, которые в нашу эпоху помешали Филиппу Филипповичу Вигелю, Дмитрию Николаевичу Бантыш-Каменскому и Андрею Николаевичу Муравьеву достигнуть сенаторского звания». Иными словами, за необузданную содомию, в которую был вовлечен и упомянутый «господин Ратманов», гулявший под ручку с Петром Львовичем. Мемуарист имел в виду близкого друга Потапова, коллежского секретаря Дмитрия Рахманова, пользовавшегося услугами сутенера Фукса.

Жандармы не мешкали. Расследование о притоне завершили быстро. Молодых людей, замешанных в эту неприятную историю, с позором изгнали, запретив им проживать в столице и в Москве. Греховодники разъехались по своим имениям, под родительский надзор. Михаил Салтыков отправился в Подольский уезд. Дмитрия Рахманова жандармы задержали на границе (он возвращался в Петербург из увеселительной поездки) и выслали к отцу в Волоколамский уезд.