Русские травести в истории, культуре и повседневности

Сергей Кириллович, талантливый актер, первое время играл роль, почитая все происходящее водевильным приключением в стиле галантных романов о монастырской жизни. Но аскеза стала надоедать: все по расписанию, бесконечные молитвы, в комнатах холодно, сыро даже летом, ничего приятного глазу, и эта скверная еда, грубая, безвкусная, от нее у Нарышкина случались поносы. «Кокетка» не выдержал – завалил плаксивыми письмами маменьку и любимую сестру Александру, имевшую влияние при дворе. Дамы ответили шквалом прошений в адрес высокопоставленных лиц, дело, мол, зашло слишком далеко, Сергей Кириллович страдает, а «с некоторого времени здоровье его не всегда удовлетворительно, и причиной этого пища, употребляемая за общей трапезой». Для того чтобы «отклонить пагубные последствия» этой пищи, матушка и сестра просили разрешить ему «собственного повара и предоставить особый от монастырской братии стол».

Повара незамедлительно выписали из деревни в услужение «кокетке». Они зажили вместе. Здоровье Нарышкина восстановилось, но скука не отпускала. И здесь в архивных документах – красноречивый пробел, а после – новая буря. В октябре 1854 года митрополит Московский Филарет обращается с личным прошением к обер-прокурору Синода: «Сиятельный граф, будьте терпеливы: прихожу к Вам с делом чужим, но достойным сострадания. Оптиной пустыни архимандрит и тамошний почтенный старец Макарий чрез посетителей обители со слезами просят меня изъяснить Вашему Сиятельству крайнее затруднение, которому подвергаются они и обитель от присланного под епитимию С. Нарышкина. Епитимии он не исполняет. Нравственному влиянию не подчиняется. Ничем не может быть удержан от своеволия. Производит соблазны. Братию общежития искушает деньгами и некоторых нетвердых расстроил до того, что настоятель вынужден был их удалить из обители. Не по недостатку терпения желают они избавиться от сего человека, но дабы отвратить вред от обители».

Кажется, Сергей Кириллович учинял с монахами то же, что практиковал с бесправными крестьянами. Неслучайно Филарет упомянул деньги, которые ловелас им настойчиво предлагал. Архимандрит Макарий спохватился: один ссыльный мог расстроить веками созидаемую размеренную, покойную жизнь пустыни. Прошение рассмотрели в ноябре и постановили «для удобнейшего исполнения возложенной на него епитимии» перевести Нарышкина в Тихонову пустынь, находившуюся неподалеку от Оптиной.

Чем руководствовались в Синоде, принимая такое решение, на что рассчитывали, непонятно. «Кокетка» вряд ли бы изменил своим привычкам, и монахам пришлось бы терпеть разнузданного аристократа целый год до окончания никчемной, бессмысленной епитимии. Но, как всегда, вмешались обстоятельства. В декабре 1854-го, когда готовились перевезти греховодника в Тихонову, грянули морозы. Нарышкин сильно захворал, и поездку отложили до весны следующего года. В мае наконец его доставили в обитель. Но в июне он заболел вновь, на сей раз холерой, и 15 июля умер.

Перед кончиной Сергей Кириллович составил завещание, в котором среди прочего передавал Шацкой Вышенской пустыни «на вечный помин души» 150 тысяч рублей серебром. Говорят, обитель расцвела благодаря деньгам этого неисправимого ловеласа и распутника.

«ЭКОНОМКА»

В «Похождениях» не упомянут один любопытный персонаж, выделывавший штуки не хуже Потапова и Нарышкина, – граф Михаил Петрович Румянцев. Старший сын генерал-фельдмаршала Петра Александровича был человеком ничем не примечательным: среднего роста, средних способностей и самого среднего ума. От природы мягкий и безвольный, он обожал искренне его любившую маменьку и побаивался сурового отца, который к детям был совершенно безразличен. Говорили, что, когда один из сыновей приехал к нему в военный лагерь и зашел в палатку поздороваться, фельдмаршал не узнал отпрыска и тому, смущенному, пришлось объяснять, кто он таков, откуда пожаловал и чего изволит.

Воспитанием детей занималась мама, графиня Екатерина Михайловна. Старалась изо всех сил: выписывала лучших заграничных гувернеров, составляла подробный план занятий, хотела сделать из сыновей просвещенных благовоспитанных вельмож. Сергей и особенно Николай в учении преуспели, но Михаилу оно не давалось. Мальчуган получал выговоры от гувернеров, один из которых, не стесняясь, заявил графине, что сын ее зря тратит время на зубрежку, толку все равно не выйдет. Кажется, не только воспитатели, но и родители с трудом понимали, куда пристроить Мишеньку, добросердечного, но малоспособного. Отправили его по традиции в гвардию, в Преображенский полк. И тогда лишь открылось, что Румянцев не блистал даже здоровьем. На службе он заболел, и его отчислили на год для поправки самочувствия. В 1769 году он вернулся в полк, но счастливо избежал унылых казарм: сделался близким другом великого князя Павла Петровича и много времени проводил у него.