Русские травести в истории, культуре и повседневности

О тайных трансвеститах кое-что написал врач Яков Лейбович в книге «Судебная гинекология» 1928 года. Указал, между прочим, что даже среди добропорядочных женатых горожан были любители сексуальных переодеваний. Один уважаемый господин, грузный, с густой черной бородой, счастливо жил с супругой, но дома ходил исключительно в жениных юбках. Смоленский помещик, от которого по каким-то причинам сбежала супруга, лет в сорок почувствовал неодолимое влечение к дамским штучкам – помаде, духам, колготкам, шиньонам, платьям, покупал это и подробно расспрашивал знакомых барышень, что, как и с чем носить. Все обстоятельно изучив, изведав и попробовав, он решил, что время настало, и предстал пред очами знакомых в образе моложавой прехорошенькой дамы. Когда же его спросили, что с ним и почему он теперь такой, смоленский помещик, ничуть не смутившись, ответил: «Это мой траур по сбежавшей жене».

Начавшись с дружеской поэтической карикатуры о похождениях пажей, XIX век завершился медицинскими трактатами о травестизме. Этот феномен стал объемнее, живее, сложнее, понятнее и привычнее. Медики искали способы борьбы с душевным «недугом». Полицейские неустанно следили за злостными нарушителями общественного порядка, составляли картотеку прекрасных развращенных «фрин», «аспазий» и «теток». Андрогинность, костюмная перемена пола вдохновляли поэтов, художников, философов. «Люди лунного света» множились в отражениях смутных зеркал кабаре и полуночных кафе Серебряного века. В 1914 году грянула Великая война, а за ней – революция. Парадоксально, но эти сложные годы стали новой, более веселой и светлой страницей в истории русской травести-культуры.

Глава 15. Матросы в юбках, бойцы в помаде

«Травести да травести – не с кем вечер провести» – эту песенку мурлыкали жирно накрашенные скучающие барышни в кабаках во время Великой войны. Мурлыкали и обреченно вздыхали: провести вечер действительно было не с кем. Отважные мужчины отчаянно дрались на фронте. Вертлявые «земгусары», признанные к войне непригодными из-за плоскостопия, барышень почти не интересовали, а стройные смазливые юноши-актеры, с которыми так хотелось танцевать, не интересовались самими барышнями. И всюду были травести. Артисты-имитаторы выступали в кабаре, в «Кривом зеркале», в Пассаже, в театре Валентины Лин. Они развлекали солдат в госпиталях, офицерских собраниях и тыловых клубах. Переодетые женщинами военнопленные играли в лагерных спектаклях, некоторые становились звездами, влюбляли в себя арестантов…

Нравы портились, мужчины менялись. И барышням оставалось лишь всхлипывать украдкой и обреченно мурлыкать песенки в одиночестве, в смутных серых полуподвальных кабаках.

Великая война, революция, НЭП – золотое время артистов-травести. Их приглашали в армейские театры, флотские команды, на пролетарские «вечёры». За годы войны бойцы привыкли к мужчинам в женских платьях, к их соломенным парикам, свекольным ртам и бутафорским персям. Красноармейцы и краснофлотцы не хотели шекспировских трагедий и чеховских пьес – они хотели ржать над вампуками, плясать с «фальшивыми бабами» и крепко их прижимать, пока не выскочат накладные груди.

Травести легко меняли маски, язык, повадки. Усердно ублажая пролетариат балаганом и матерщиной, хранили верность довоенной публике, тем самым «бывшим» и пока еще недобитым, которые теперь ютились в комнатках уплотненных квартир. «Бывшие» наивно верили в здравый смысл, ждали скорой победы белой армии и, как прежде, собирались на тихие вечера для своих. Под скрип струнных и нежный танец умирающего лебедя они предавались воспоминаниям о прелестном имперском серебристо-сиреневом прошлом.

«АРИСТОКРАТЫ» И «ПРОСТЫЕ»

В своем незабвенном пасквиле «К суду!..» Владимир Руадзе представил два мирка голубого Петербурга. Первый – «аристократы», или «свет», бонвиваны, блистательные придворные, сановники, гвардейские офицеры. Они красиво тратили отцовские капиталы на продажных амуров, бывали в столице наездами, осень и зиму проводили в беломраморной ласковой Ницце, о чем написал Руадзе. Впрочем, ездили и в Амальфи, и в Сорренто, и в Марсель, во множество дивных доброжелательных мест, ставших колониями инакочувствующих. К «свету» Руадзе причислял миллионера П-жаева, герцога де-Помара, Н. И. К-вова, графа Ш-ева, комично купируя их громкие имена. Второй голубой мирок населяли «буржуа», служители и чиновники, а также «простые» – персонажи с самого голубого дна, уличные сутенеры и дешевые мальчики по вызову.