Русские травести в истории, культуре и повседневности

Понял это Шаур потому, что к Шиллингу, Бычкову и Андрееву приходили всё новые красноармейцы, краснофлотцы, милиционеры сводных боевых отрядов. «Их наберется более двух тысяч человек», – доносил матрос. Он установил и главарей группировки: Михаил Бычков, барон Шиллинг, князь Георгий Авалов, бывшие правоведы Борис Каминский и Евгений Киселев, артист Сергей Милашевич, поэт Евгений Геркен. Появление таких имен в списке Шаура логично: почти все дворяне, один аристократ, два правоведа (они, как и лицеисты, считались социально опасными элементами), а также весьма известные в Петрограде богемные личности.

«Чтобы лучше войти в их общество», Пинкертон в тельняшке устроил несколько вечеринок у себя на квартире (16-я линия Васильевского острова, 5). Первая прошла 6 декабря 1920 года. Собралось около семидесяти человек, был там и Бычков. В тот же вечер Шаур отправил в Особый отдел угрозыска требование организовать облаву. Реакции не последовало. Тринадцатого декабря – новая вечеринка у Шаура и новый запрос в угрозыск. Вновь никакой реакции. Двадцатого декабря 1920 года Шаур лично пришел в угрозыск и написал развернутое донесение о том, что «бычковцы» ведут подрывную работу среди военной молодежи и нужно их обезвредить. Он пообещал милиции собрать сразу всех членов банды, и угрозыск наконец дал добро.

Но как привлечь столько людей? Посулить веселую вечеринку? Их устраивал не только Шаур. Концерты с артистами-травести тоже никого не удивляли. Матрос опять рискнул – объявил, что организует костюмированный бал со свадьбой и ужином: он будет женихом, а танцовщик Лев Савицкий – невестой в платье и фате. Место сбора – квартира милиционера Александра Мишеля, которая свободно вмещала сотню человек.

Слухи о готовящейся свадьбе разнеслись по Петрограду. Агенты Шаура (среди которых был и военмор Михаил Паньшин, слушатель Политического института) бегали по известным адресам, приглашая всех на вечер. Ничего не подозревавшие о предстоящей облаве Лев Савицкий вместе с Евгением Киселевым придумали сценарий. После сбора гостей, около десяти вечера, в небольшой комнате должен был состояться обряд «венчания» с танцевальными элементами из первого акта балета «Жизель». Посаженым отцом выбрали Александра Мишеля, посаженой матерью – князя Георгия Авалова, который благословлял молодоженов хлебом и солью. Затем процессия перемещалась в большое зало, молодых поздравляли, и Лев Савицкий, переодетый балериной, исполнял два номера. Вечер заканчивался общими танцами, ужином и попойкой. Идея и сценарий всем очень понравились.

И вот наступило 15 января 1921 года. Вечером у Мишеля собрались гости, начался обряд «венчания». Все шло по сценарию: выход в зало, поздравления, поцелуи, фотоснимки на память… И вдруг – свистки, крики «стой!», лязг затворов. Облава! В квартиру ворвались милиционеры. Начальник угрозыска Крамер занес в протокол: «Прибыли в указанную квартиру, застали девяносто пять человек, частично переодетых в женское».

Кажется, вот он, звездный час подводника-детектива. Милиция приехала вовремя, схватила почти сотню человек и главарей организации Бычкова, Андреева, Авалова, травести-артистов… Но горе-детектив просчитался: не учел, что именно расскажут задержанные о нем самом.

Открылись прелюбопытные подробности: Шаур был больше чем другом Шиллинга, он часто посещал секретные мужские притоны, его видели в самых известных злачных голубых местах – в банях на Бассейной и Кирочной, в туалетах на Знаменской площади, в Собачьем садике за цирком Чинизелли, в Летнем саду… Обвинения сыпались ото всех. Из «нашего агента» Шаур превратился в обвиняемого. Его отпустили с подпиской о невыезде, но это не помешало ему собрать вещи и тайно выехать в Баку.

Следствие тем временем продолжалось: допросы, очные ставки, новые допросы… Провели даже медицинское освидетельствование при участии Владимира Бехтерева. Академик сказал как отрезал: «Задержанные не преступники, они психически больные». Признаков заговора следователи не обнаружили, хотя изрядно старались. Уголовной статьи за мужеложство и переодевание в женские платья не существовало. В ноябре 1923 года дело закрыли за отсутствием состава преступления. Но дело Шаура продолжало жить.

ПОД КАТКОМ РЕПРЕССИЙ

В 1930 году сотрудники ленинградского ОГПУ зафиксировали несколько случаев аморального поведения среди молодых военных. Вновь заговорили о контрреволюции и намеренном разложении Красной армии. Власти потребовали жестче контролировать жизнь городского населения, проверять подозрительных личностей, раскрывать тайные и, конечно же, контрреволюционные организации и «притоны разврата». Новые шауры расползлись по частным квартирам, кабакам, пивным, садам, кинотеатрам, входили в доверие к инакочувствующим, аккуратно беседовали на политические темы, расспрашивали о друзьях, запоминали лица, выведывали пароли, адреса…