Ивана Скобелева, хозяина известного салона, взяли 8 августа 1933 года. На допросах он не давался, называл показания Лисенко ложью, все мужественно отрицал: он не ведал ни о каких контрреволюционных группировках и не пропагандировал однополую любовь. Девятнадцатого августа Скобелев объявил голодовку. В сентябре медицинская комиссия ОГПУ признала его психически ненормальным и закрыла в «дурку», где его принудительно лечили.
Среди арестованных по делу ленинградских гомосексуалистов оказались и информаторы ОГПУ Лев Лисенко и Владимир Малюков. Оба чистосердечно раскаялись в содеянном, сотрудничали со следствием, Лисенко сделал красноречивое признание: «Я имел низость и подлость симпатизировать Гитлеру и рассматриваю свой арест как заслуженное наказание». Несложно представить, как именно сотрудники ОГПУ склоняли арестованных к таким откровениям.
Федора Полуянова арестовали раньше, в феврале 1931 года. Тройка ОГПУ приговорила его к десяти годам исправительно-трудовых лагерей все по той же статье 58–10.
Никифор Дудзинский счастливо избежал репрессий тридцать третьего года, но попал под кровавый каток в августе тридцать седьмого: его арестовали в городе Калинине, осудили за контрреволюционную деятельность и расстреляли в сентябре.
От этих людей почти ничего не осталось, лишь машинописные протоколы допросов с унизительными признаниями в мифических преступлениях. Нет ни фотографий, ни личных архивов, ни дневников, хотя у голубого сообщества Ленинграда были свои хроникеры и летописцы. Известно, что врач Николай Ушин сочинил целый роман о любви, не смеющей назвать себя, посвятив его инакочувствующим ленинградцам. Рукопись, к сожалению, пропала или, возможно, осела в тусклых недрах ОГПУ. Некоторые собирали фотокарточки друзей, клеили их в дородные кожаные альбомы, подписывали по старинке каждую, ставили дату и место съемки. Альбомы, архивы, сами жизни гомосексуалов были уничтожены во время сталинских чисток. Уцелели крохи. И тем ценнее снимок, который недавно попал в мою коллекцию.
Я уже более десяти лет собираю старинные русские фотографии и почти столько же хожу по букинистическим лавкам в поисках интересных снимков для будущих книг. Во время очередной коллекционерской вылазки наткнулась на симпатичное костюмное фото, которое давно искала. Позировали два бравых парня, один в шинели, другой – в черном кожаном плаще с форменными петлицами, в сорочке, галстуке и клетчатом кепи. Парни служили в органах ОГПУ. Их одежда прекрасно иллюстрировала униформу этой организации и замечательно вписывалась в мою книгу о моде и стиле двадцатых. Мысленно поздравив себя с недорогим приобретением, я положила фотоснимок в бумажник и вспомнила о нем поздним вечером. Рассмотрев внимательно покупку, увидела на обороте письмо с датой и подписью. И, лишь прочитав его, поняла, какой редкий документ оказался в моей коллекции.
Фотография двух служащих в ОГПУ, на обороте – прощальное письмо Николая
1933 г.Коллекция О. А. Хорошиловой
Послание написано аккуратным бисерным почерком, и в нем сжато, лаконично – история запретной любви, страх, муки от невозможности бросить жену и остаться со своим возлюбленным, с которым автор запечатлен на снимке.
Вот этот текст.
«…Писать о любви? Ты же знаешь меня… Поверь, что ты для меня заменяешь все, кроме жены. Возврата к прошлому быть не может, потому что слишком подло было бы это по отношению к тебе. А жизнь проживем, надеюсь, так тесно, как на этом фото. Май – 33 г. Николай».
Подобные письма и фотографии компрометирующего характера почти не сохранились в частных архивах. От них избавлялись сами владельцы во время репрессий и криминализации гомосексуальности в 1934 году. В те годы был уничтожен огромный ценнейший архивный пласт, связанный с ранней советской гей-культурой.
Это послание неожиданно еще и потому, что оба участника любовной драмы служили в ОГПУ, той самой организации, которая с момента своего появления боролась не только с инакомыслием, но и с инакочувствием, подвергала жестоким репрессиям представителей сексуальных меньшинств в 1930-е годы, когда было написано это грустное прощальное послание.
Его автор – некто Николай, один из двух молодых людей на фото. Он предусмотрительно не указал свою фамилию. Известно лишь, что он жил в Ленинграде и состоял рядовым внутренних войск ОГПУ. И еще был геем. У Николая была законная супруга, брак его, возможно, был вынужденным. В двадцатые и особенно в тридцатые годы многие гомосексуалы обзаводились удобными фиктивными женами, чтобы не вызывать подозрений и выглядеть как все, неприметными, законопослушными советскими гражданами. Впрочем, об истинных чувствах автора к жене по этим скупым строчкам сказать сложно. Можно лишь предположить, что Николай искренне любил друга, который заменял ему «все, кроме жены».
Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс
Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии