Русские травести в истории, культуре и повседневности

В каждом сборище, в каждой шумной вечеринке сотрудники органов видели заговор, попытку создать «прямые шпионские ячейки». Мужеложство они трактовали как особое выражение тлетворного инакомыслия, приводящее к формированию тайных сообществ, задачей которых было как минимум морально разложить Красную армию, флот и милицию, а максимум – организовать государственный переворот.

В мае 1933 года ОГПУ издало циркуляр № 72 «Об организованных и оперативных мероприятиях в связи с проведением паспортизации». Одна из важнейших задач – найти и обезвредить подозрительных и «преступных лиц, связанных с антиобщественными группами». К таким группам относилось и голубое сообщество Ленинграда. Литератор Лев Лисенко и военнослужащий Владимир Малюков, информаторы ОГПУ, были в этой среде своими людьми и обо всем, что узнавали, исправно доносили на Литейный.

Оказалось, что в городе действовала целая сеть «иностранных агентов, тлетворно влиявших на мораль и нравственность Красной армии». У этой сети были центральные звенья, то есть частные «салоны разврата», хозяева которых – главные «подрыватели основ коммунизма», «злостные педерасты», склонявшие к греху несмышленую пролетарскую молодежь и формировавшие из нее новые агентурные ячейки. Существовали и периферийные звенья – сборища малоинтересных для ОГПУ людей, тихо сочувствовавших буржуазному пороку.

В описаниях притонов литератор Лисенко ничуть не уступает Зощенко – тот же изысканный слог, изящные эпитеты, мастерство метких формулировок: «Салоны Бычкова, Ефремова, Скипетрова – это золоченые подзеркальные альковы с занавесом из кружев, мещанские уютцы из рюшей и с фамильными самоварами… Здесь собирались интеллигентные люди и нельзя было встретить дурного тона. Здесь была “хорошая” контрреволюция. Здесь холодно расценивались мускулы и энергия пролетарской молодежи».

Малюков, Лисенко и другие шауры сообщали ОГПУ точные адреса «плешек», публичных мест общения инакочувствующих: «Екатерининский сквер у Александринского театра, новая уборная у Октябрьского вокзала, парк у Народного дома. До недавнего времени педерасты собирались на бульваре Профсоюзов, но часто гуляющие там краснофлотцы буквально побоями их оттуда изгоняли».

Воображение доносчиков время от времени распалялось, они вдохновенно рисовали апокалиптические картины процветавшего на улицах порока: «В выходные дни количество собравшихся доходит до 150–200 человек. Идет широкая пропаганда однополой любви. В уборной на площади Восстания бывший офицер царской армии Райский читает педерастам лекции о методах совращения. И его слушатели – все эти Зинки, Карменситы, Ярославки – на практике осуществляют его заветы. От уборных прямая дорога ведет к учредиловке, к Гитлеру, к царю!»

Информаторы не оставили без внимания особый вид порока – трансвестизм. Хозяева центральных «ячеек разврата» отзывались на игриво-женские имена: Иван Скобелев был Жанеттой, Иван Александров – Цыганкой, Иван Логинов – Паней-гармонисткой, Владимир Чернышев – Кэтти. Автора доносов, Владимира Малюкова, знали под псевдонимом Раиса Райская. Травести наведывались и в салон Скобелева. Одного из них Лисенко колоритно описал: «Мне приходилось встречать у него человека с отпущенными до половины спины волосами, в женском платье, с подкладными бедрами и грудью. Живет без паспорта в Озерках, в доме частника и промышляет проституцией, зарабатывает крупные деньги. Если не знать, что он педераст, сходство с женщиной будет неразличимо». По словам доносчика, таких барышень много в Ленинграде и даже на улицах они носят платья. Хозяин известного «притона разврата» Завьялов, именовавшийся Марусей Кронштадтской, каждый вечер начинал с эффектного выхода цыганочкой: надев парик и пестрое платье, он обходил гостей, стреляя глазами, крутя ватными бедрами, и собирал в бубен пожертвования. Редко, но хозяева салонов все же устраивали мужские свадьбы, несколько провел в своем салоне Иван Хабаровский.

К 1933 году сотрудники карательных органов собрали внушительную папку донесений с детальной информацией о голубом Ленинграде. В мае-июне начались аресты и допросы в стиле человеколюбивых тридцатых годов.

С августа по ноябрь взяли 175 человек, включая участников той самой свадьбы 1921 года: Михаила Бычкова, Николая Петрова, Александра Мишеля и травести-артистов, запечатленных на снимках. Тогда в Уголовном кодексе все еще не было статьи за мужеложство, и потому арестованных осудили по статье 58–10 (контрреволюционная пропаганда и агитация), приговорив к пяти или десяти годам исправительно-трудовых лагерей.

Евгения Геркена арестовали 13 августа 1933 года, осудили по статье 58–10 и в конце декабря отправили в ссылку в БАМлаг на десять лет. В 1943 году он получил еще десять лет и вышел на свободу лишь в 1954 году. Скончался в Москве в 1962 году.