Русские травести в истории, культуре и повседневности

Бриджи ей невероятно шли. Она играла мальчиков по-женски, как тогда было модно, но с особым пацанским уличным нахальством и угловатостью, с напряженными мышцами и балетной грацией, с комизмом, никогда не опускавшимся до карикатурности. Она талантливо откаблучивала юнкера Лелева на сцене Александринки в 1835 году. Пьеска «Гусарская стоянка» была так себе, проходной водевиль, написанный на скорую руку Василием Орловым, – что ни персонаж, то оловянная кукла. И в середину этого игрушечного плац-парада врывался юнкер Лелев, солдатики разлетались по углам, неудачные шутки смолкали. Мальчишка сыпал прицельными остротами, издевался над стариками-генералами, пританцовывал вкруг бутафорных барышень, позволяя зрителям оценить свои аппетитные ножки в кавалерийских рейтузах. Лелев шутил, Лелев порхал, Лелев бесстыже соблазнял партер. И после представления, как сообщали свидетели, в гримерку к Асенковой нагрянул сам великий князь Михаил Павлович, ухмыльнулся в усы, погрозил пальчиком и лукаво произнес: «Ваш юнкер – шалун и повеса. Я таких не жалую. Но к Лелеву я был бы снисходителен». Шутка с подтекстом: Михаил Павлович был известным поклонником озорных кадет и юнкеров.

Актрисе удавались гусарские роли. В пьесе «Военные граждане, или Русские в гостях» она играла кавалериста Лазова, в водевиле Владимира Каратыгина «Мал да удал» – хулигана-юнкера. Гардеробмейстер театра, господин Закаспийский, немногословный и важный, словно царский камердинер, выдавал Асенковой под расписку кое-что из своих сокровищ: расшитый доломан, бряцающую саблю, кивер «с развалом» времен Бородина, чешуйчатые кавалерийские эполеты и шпоры с малиновым звоном.

Варвара настолько вжилась в образ повесы-гусара, что пристрастилась к табаку, завела в квартире курительную комнату и повсюду носила с собой трубочку, при случае ее вынимала, вставляла в рот и не спеша, со знанием дела раскуривала. Публика Асенкову обожала, критики расхваливали, и даже бледный иезуит Виссарион Белинский, скучнейший сухарь, напряженно процедил: «Она так хороша, что гадко смотреть».

Моралисты по-змеиному перешептывались: госпожа Варвара Николаевна забывается, желает, видите ли, играть только военных, в быту носит рейтузы и ментики, какой скандал, господа, какой позор. Ее ответом была роль Габриэль в пьесе «Девушка-гусар», где юная проказница водила за нос благородных офицеров, выдавая себя за брата-кавалериста, и распевала песенки фривольного содержания.

Актриса играла, словно жила: естественно, легко, без приторных ужимок. Зрители переставали ощущать границу между собой и сценой. Хорошим помощником в этом волшебстве был костюм. В 1837 году художник Михаил Скотти написал портрет Асенковой в роли Габриэль. Она представлена в синих чакчирах и алом доломане с золотым галуном по воротнику и шнурами по лифу – почти копия формы лейб-гвардии Гусарского полка. В ней актриса выглядела так, будто только сбежала с бивуака.

Варвара играла юношей до своей преждевременной кончины в 1841 году – в расцвете сил и таланта она трагически сгорела от чахотки. Среди других ее известных травести-ролей Керубино («Женитьба Фигаро»), Асмодей («Чертов колпачок»), Педро («Король и пастух»), Виктор («Паж-арестант»), Карл II («Пятнадцатилетний король»).

Роли прекрасных пажей, крестьянских отпрысков и трубадуров удавались и другим русским этуалям. Театроманы отмечали комедийный талант Елизаветы Левкеевой, особенно в ролях влюбленных юношей. Некоторых критиков, однако, больше привлекали ее полные ножки в облегающих панталонах. Петербургская пресса много писала о прелестной двадцатилетней травести Марии Борги, с середины 1890-х годов игравшей в театре литературно-артистического кружка. Зрители хорошо приняли ее Сценариуса в «Гризельде» и Маркиза в «Белой лилии». В конце 1890-х она дебютировала на сцене клуба Петербургской стороны в роли Гамлета и с нею отправилась покорять провинцию.

Надежда Никулина и Надежда Бороздина-Музиль в молодые годы правдоподобно изображали пажей. Роль Керубино в «Женитьбе Фигаро» Евдокия Турчанинова считала лучшей в своем богатом травести-репертуаре. Пастушком Лелем в пьесе Островского «Снегурочка», шедшей на мхатовской сцене, попеременно бывали Ольга Книппер и Мария Андреева, скорее даже по привычке, а не по велению муз, ведь обе взрослые полноватые дамы едва умещались в эту нежную, пасторальную, весеннюю роль. Алексей Максимович Горький, впрочем, был без ума от обоих пастушков.

Травести выступали и в опере. Ваню в «Жизни за царя», Ратмира в «Руслане и Людмиле», Леля в «Снегурочке» традиционно исполняли женщины-контральто. Первым Ваней была Анна Петрова-Воробьева, эту партию Михаил Глинка сочинил специально для нее. Одним из лучших Лелей Мариинского театра считали Евгению Збруеву, обладавшую ровным, сильным, сочным голосом. Елизавета Лавровская блистала в партии Ратмира, однако петербургским фотографам, в том числе Сергею Левицкому, она полюбилась в роли Вани. Ее часто просили позировать в косоворотках, сапогах, тулупе, с шапкой набекрень.