Русские травести в истории, культуре и повседневности

Мать Мисси не находила слов и не понимала, что делать с этой… с этим… сорванцом. Был только один выход – замужество. Ей стали подыскивать супруга. Решили, что князь Алексей Орлов – лучшая кандидатура: род, богатство, связи с дворами Европы, к тому же он чистокровный русский. Матильду и Алексея познакомили. Они пару раз вместе охотились, молодой розовощекий пухляк попытался приобнять девушку, но дальше медвежьих ухаживаний дело не пошло. К тому же, шептали княгине, «принц Алексис» ловелас и был замечен в обществе парижских кокоток. Рядом с его именем Софья Сергеевна, сожалея, поставила прочерк.

Потом были еще родительские пробы и ошибки. Наконец остановились на кандидатуре Жака де Бельбефа. Он был маркизом. И, пожалуй, больше сказать о нем нечего. Он был никаким: ни длинного списка наград, ни длинного списка долгов, ни даже длинного носа. Совершенно ничего выдающегося. Он не участвовал в войнах, не дрался на дуэлях, был идеально среднего роста. Но Софья Сергеевна решила, что именно с ним Матильда будет счастлива, ведь противоположности сходятся. К тому же маркиз был на тринадцать лет ее старше, и это, как считала Трубецкая, уменьшит риск супружеских измен. Итак, решено. Своим зятем княгиня выбрала де Бельбефа.

Матильда, едва сдерживая слезы, выслушала материнский приговор: она станет женой амебы, месье Не-знаю-как-ваше-имя. Она даже придумала красивое самоубийство – заколется шпагой на глазах родителей. Но ее спасла подруга, княгиня Екатерина Понятовская, любимая Катенька.

Катенька повела ее, приговоренную к браку, в ресторан «на серьезный разговор». Угостила королевским ужином (Матильда с детства обожала поесть). И в заключение, по команде Понятовской, гарсоны вынесли утешительный приз – жирный кремовый торт в розовых финтифлюшках. И только теперь Мисси увидела свое будущее: она станет таким же пухлым глупым тортом, раздобревшей пудреной женушкой в завитушках и ванильном чепце послушной домохозяйки. Такое будущее приготовили ей родители! «Успокойся, это всего лишь торт, – и Катерина аппетитно зачерпнула ложкой его податливую кремовую плоть. – И потом, – причмокнула она, – ну сыграете свадьбу, и voila – делай что хочешь. Свадьба, мой милый, это дорога к свободе».

С этими словами Матильда приняла материнский приговор. С этими словами в декабре 1881 года пошла под венец в драгоценном белом шелковом платье от Ворта, самого дорогого кутюрье Франции. Крой, отделку и царственный шлейф во всех деталях описали светские хроникеры. А жених – жених был одет… кажется, элегантно. Но как именно, никто не заметил.

«Моя милая, наша свадьба – дорога к свободе», – де Бельбеф точь-в-точь повторил слова Катеньки. Оказалось, он почти не интересовался женщинами и принял лестное предложение Трубецкой с надеждой на карьерный рост. Милый, славный, проказливый маркиз тихо обожал амурчиков и поклялся никогда не вторгаться в личное пространство Матильды.

Они почти не виделись. Де Бельбеф усердно копил связи и беспутно тратил деньги. Мисси копила ненависть к мужу-транжире и наслаждалась свободой. Теперь она, независимая от родительской воли, могла наконец стать мужчиной. Но метаморфоза случилась не сразу, не в одно волшебное мгновение. Она была красивой и долгой.

В 1885 году Мисси впервые пришла в театр в брюках, правда, их никто не увидел под длинной черной юбкой. Ей пока было достаточно самого ощущения: панталоны приятно облегали ноги, придавали уверенность. Потом был поход в Гранд-опера под ручку с новой возлюбленной, утомленной, неспешной мадам Эльзеар, обожавшей пацанок и эпатаж. В тот вечер Матильда была в придуманном ею наряде: черное закрытое платье, высокий мундирный воротничок, длинные рукава с узкой полоской белых манжет, пикейный жилет. Получилось остро и, пожалуй, скандально – в бархатной тени ложи костюм казался мужской фрачной тройкой. Почтенные буржуа из соседних лож бесстыже лорнировали маркизу и мысленно дорисовывали остальное: брюки, лаковые туфли, атласный цилиндр у кресла…

В конце 1880-х Мисси остригла волосы, хотя все еще укладывала локоны по-женски, в смешные колечки. Она носила бриджи и одной из первых в Париже обзавелась «блумерсами» – широкими короткими велосипедными штанами. Дома сидела в охотничьей куртке и мягких сапогах в складку, называя их «русскими».