Русские травести в истории, культуре и повседневности

Самым успешным проектом была Колетт. Сохранился симпатичный снимок, сделанный, кажется, в ателье Антонис в 1906 году. Колетт изображает «романишель», цыганку. Она в полупрозрачной блузе, едва прикрывающей грудь, и в цветастой изорванной юбке. Цыганка похожа на хищную кошку, застывшую в позе охотничьего выпада. Ее глаза и когти нацелились на бусы, переливающиеся в пальцах хитреца-художника, которого играет маркиза. Художник подбрасывает бусы, теребит, они вкусно шумят трещотками. Их так хочется выхватить, выцарапать из наглых глумливых рук мучителя; Колетт выпустила коготки, она готовится совершить прыжок…

Колетт и Мисси в постановке «Цыганка». 1906 г.

Национальная библиотека Франции

Этот снимок – точная метафора отношений Колетт и Мисси. Актриса была хищницей, обожала драгоценности, банковские чеки, всякие красивые мелочи. Мисси знала ее слабость и любила слегка помучить, подразнить. Колетт подыгрывала, забавно прыгала за бусами, перстнями, за новыми царскими подарками. Она веселила Мисси, которая чувствовала, что эта расчетливая рыжеволосая бестия все-таки ее любит, по-своему, по-кошачьи.

В середине 1900-х о Колетт заговорил литературный Париж. Совсем недавно она покончила с добровольным рабством, отказалась быть литературным негром при собственном муже Вилли, бездарном писателе, но пиарщике от бога. Все наконец узнали, что не он, а она автор бестселлеров о Клодине. Париж признал ее талантливым романистом. «Романишелью», цыганкой, ее сделала де Морни.

Они познакомились в марте 1905 года на литературном журфиксе в доме Вилли. Колетт отметила необычную внешность маркизы, цилиндр и костюм, бессовестно приценилась к острым мужским мелочам: трости с костяным набалдашником, золотым часам и запонкам, бриллиантовым пуговичкам жилета. Маркиза хорошо знала этот цепкий охотничий взгляд и умела управлять корыстными хищницами. Но в ее глазах Мисси разглядела не только мещанский расчет, было и что-то другое, острое, глубокое, сугубо женское. Тогда, во время их первой встречи и легкой пустой беседы, де Морни почувствовала: Колетт будет ее.

И Колетт стала ее – цирковой кошкой, актеркой, послушной содержанкой. Эти роли она терпеливо играла с 1906 по 1911 год, пока длился роман с «дядюшкой Максом». Первым подарком был театр Матюран, снятый для Колетт на целый месяц. Шестого февраля 1906 года она впервые вышла на сцену, пусть и крохотную, пусть не самую престижную. Колетт не смущало и то, что эту сказку маркиза срежиссировала специально для нее: текст пьесы «Желание, любовь и химера» написал близкий друг Франсис де Круазе, музыку сочинил другой приятель, Жан Нуге, декорации выполнила Жоржетта Леблан, откровенно флиртовавшая с де Морни. И даже пенные аплодисменты во время и после представления маркиза оплатила из собственного кошелька. В общем, артистический дебют удался. Можно было продолжать.

Тридцатого марта в театре Руаяль Колетт сыграла юношу в одноактной бульварной фантазии «Дуракам всегда везет». В одной сцене она скандально долго целовала в губы сценическую возлюбленную, и пресса, оценив эту смелость, одарила актрису-травести парой милостивых комплиментов. Они тоже обошлись маркизе недешево.

Аппетит хищной кошки разгорался, она требовала еще подарков, и по уши влюбленная «дядюшка Макс» исполняла ее капризы. В октябре 1906-го маркиза договорилась с руководством мюзик-холла «Олимпия», и целый месяц Колетт играла цыганку в одноименной пантомиме Поля Франка на музыку Эдуара Матэ. Она был так хороша в блестком платье, приятно намекавшем на грудь и обнажавшем эротичный пупок, так чувственно плясала, сверкала наглыми голыми пятками, прожигала глазами, вводила в транс шипящими шелками, змеиным гибким телом, что маркиза вконец потеряла рассудок и самообладание. Она решила сыграть вместе с Колетт, в образе Художника станцевать с ней зажигательную венгерку. У нее ведь уже был кое-какой артистический опыт, правда, не в театре, а на маскарадах. Она легко перевоплощалась – то в римского императора, то в баснословного царя дремучей Московии, но лучшая и любимая ее роль – император Наполеон I. Мундир с отворотами и золотыми эполетами, острым углом черная челка, удлиненный нос, тонкие губы, скругленный подбородок – все было совершенно бонапартовским. В этом образе она запечатлена на известном парижском снимке.