Русские цари

Мероприятия, унифицировавшие иерархию системы образования от уездной школы до университета и распространившие ер на шесть образовательных округов, а также намерение связать повышение по службе с получением определенных аттестатов, натолкнулись на явное консервативное сопротивление: в конце концов назначение дворянских детей на высокие государственные должности было поставлено в зависимость от успешной учебы в Москве или одном из новых университетов (Вильна, Дерпт, Харьков, Казань, с 1819 г. Санкт-Петербург), что поставило под вопрос преимущество, дававшееся происхождением. Страх перед широкой дворянской оппозицией определил также обсуждение аграрного вопроса в «тайном комитете»; им объясняется и крайняя осторожность политических шагов Александра I в этом вопросе. По желанию самодержца, нашедшему свое кодифицированное выражение в «Указе о свободных хлебопашцах», освобождение крестьян в правовом смысле было только добровольным действием отдельных землевладельцев: в отношении центральных областей России Александр сознательно принял линию своих предшественников, а его долгосрочные просветительские амбиции ограничились окраинными провинциями государства. В Эстляндии, Лифляндии и Курляндии в последующее десятилетие (1816–1819) крестьяне хотя и были лично свободными, но, не имея земли, оставались в оковах прежней экономической зависимости. Традиционная структура России, в которой дворянство несло на себе существенную часть государственной организации, без ущерба для ограниченного царского стремления к реформам поставила четкий рубеж модернизации, преодоленный только в 1861 г. на фоне значительно более драматичных экономических и политических условий.

Существенной для дальнейшего развития внутренней структуры Российской империи вплоть до 20 в. являлась реформа верховных органов власти. В соответствии с планами «тайного комитета» был основан ряд отраслевых министерств, образованных из прежних коллегий или их департаментов, реформа которых закончилась в 1812 г. Речь идет о министерствах внутренних дел, иностранных дел, финансов, коммерции, юстиции, военно-сухопутных сил, морских сил и народного просвещения. Правда, комитету министров было далеко до ранга западноевропейского кабинета, о чем свидетельствовало хотя бы отсутствие премьер-министра. В персональном составе министерств Александр I наряду с либеральными деятелями совершенно однозначно учитывал и консервативных политиков, причем прогрессивные силы, прежде всего А. Чарторыйский, вынуждены были уйти в отставку еще до открытой реакции, начавшейся в 1812 г. Если эти реформаторские шаги уже несли на себе отпечаток самодержавной власти, то это касалось в первую очередь нового определения функции сената, в котором Александр сознательно исключил возможность появления даже зачатка консультативного представительного органа для всей территории империи.

В таком контексте находился и проект конституции 1809 г., имевший оба основных признака всех стремлений Александра к обновлению: за широким современным проектом последовали скромные, почти робкие, но в любом случае определенно традиционные шаги для преодоления очередных политических проблем. Для разработки концепции Александр выбрал из среды правительственной бюрократии человека, ставшего ключевой фигурой поздних реформ: своего личного секретаря М. М. Сперанского (1772 1839). Предложение Сперанского, касавшееся преобразования российского центрального управления, исходило из трех принципов: во-первых, естественно, сохранение царского самодержавия, во-вторых, организация государственного управления на принципах административной рациональности и, в-третьих, ограниченное участие общества в управлении. В соответствии с представлением о безраздельном суверенитете, который, как и прежде, оставался в руках русского императора, вновь созданная государственная дума должна была играть консультативную роль в законодательном процессе. Результаты реформы оказались скромными; возникший в 1810 г. Государственный совет контролировал только законодательные мероприятия и не обеспечивал участия общества в управлении.