Не позднее лета 1858 г. царь и его друг Ростовцев независимо друг от друга пришли к убеждению, что крестьяне должны быть освобождены с землей, то есть не только с усадьбой. Ростовцев решающим образом изменил свое мнение во время длительной поездки с учебными целями в Германию: крестьян нужно освобождать только с землей, а помещиков прямо в начале освобождения лишить полицейской власти. Благодаря добровольному выкупу часть земли должна была окончательно перейти в руки крестьян. Одновременно он настаивал на сохранении общины, то есть коллективного владения с периодическим перераспределением земли между семьями крестьянской общины. Будущее должно было показать, будет ли иметь успех индивидуальное владение, во что Ростовцев, однако, не верил. Депутаты от дворянства дважды приглашались для индивидуальных консультации, но могли только отвечать на вопросы вновь созданной редакционной комиссии. Это был, как сформулировал один из участников событий, диалог между курицей и поваром. Реформаторы, а возможно и Александр, боялись того, что дворянство сорвет план освобождения с землей. В последней фазе обсуждений в течение всего 1860 г. Александр II крепко стоял на основных принципах освобождения с землей. Это касалось и времени после смерти Ростовцева, когда Александр к ужасу реформаторов назначил его преемником графа Панина, бывшего до тех пор решительным противником освобождения. Эта мера была типичной для Александра, который ждал, что Панин из лояльности к монарху будет точно выполнять данное ему поручение, даже если оно противоречит его собственным убеждениям. Александр уравновешивал это личное решение с другой стороны назначением своего брата Константина председателем главного комитета. Царственные братья провели разработанный редакционной комиссией проект через главный комитет практически без изменений. В Государственном совете в последнюю минуту в проект было внесено еще одно важное изменение: крестьянам была дана возможность получить только четверть от установленного для соответствующей губернии максимума земли, но бесплатно и в частное владение. Это положение резко критиковалось современниками и историографами, но критика была малообоснованной. Только небольшой процент крестьян выбрал этот вариант, то есть помещикам не удалось вытеснить крестьян с земли, а большинство тех, кто голосовал за «нищенский надел», тем не менее были в состоянии оставаться крестьянами.
Основные черты освобождения можно обобщить следующим образом: крестьяне сразу же получали личную свободу и освобождались от патримониальной власти помещика. Во время переходного периода соглашением, заключенным между крестьянами и землевладельцами при посредничестве мировых посредников, устанавливался размер усадебного и полевого надела в соответствии с высшей и низшей нормой для каждого региона. После этого можно было начать выкуп земли, причем государство сразу выплачивало дворянину 80 % стоимости (либо в форме немедленного погашения его долгов, либо в виде ценных бумаг с твердым процентом), а крестьянин — оставшиеся 20 %. Помещик мог начать процедуру выкупа против воли крестьянина, при этом он терял крестьянские 20 %. Но крестьянин не мог совершить выкуп против воли помещика. Это отвечало представлению Александра о добровольности выкупа, поскольку все другое в его глазах означало бы недопустимое отчуждение. Цена земли рассчитывалась путем капитализации оброка, то есть арендной платы. Однако в результате этого цена земли существенно завышалась, особенно в нечерноземных регионах на севере и в центре вокруг Москвы, где оброк выплачивался не столько из доходов от земли, сколько из доходов от «работы по совместительству» в промышленности, торговле и ремесле. В черноземном регионе и на юге крестьяне теряли много земли, в отдельных губерниях до 30 %, в то время как потери на севере и в Центральном Нечерноземье были в пределах разумного. Переплату за выкупаемую землю не следует драматизировать. Поскольку до освобождения крестьян не могло быть настоящего рынка земли (покупать землю совершенно без ограничений могла только небольшая группа дворян), то цены пятидесятых и шестидесятых годов не отражали реальную стоимость земли. До середины семидесятых годов цена на землю, как правило, явно опережала размер выкупных платежей, и продолжала возрастать.