Русский

Ночная Москва казалась светящейся ядовитой медузой, в которой переливались тлетворные капли света. Каждая молекула этой медузы была средоточием зла. Щупальца погружались в подземный мир, где томились невольники, совершались казни, творились чудовищные обряды. А студенистое тело, синеватое, туманное, кишело множеством призрачных существ, которые гнездились в каждой смертоносной поре, в каждой хлюпающей ядом частице.

Все обитатели города были больны и отравлены. Все умножали зло. Серж чувствовал это зло как пульсирующее поле, которое сгущалось и разрежалось, мерцало радиоактивной пылью, жгло невыносимой болью. Сгустки зла были окружены прозрачными оболочками, светящимися нитями, тонкими сосудами, по которым отрава перетекала от одного сгустка к другому, складывалась в новые сгустки и ядра, неуклонно распространяясь, захватывая все больше пространства.

Средоточием зла, откуда, как из опухоли, распространялись гибельные метастазы, было жилище карлика. Дворец Керима Вагипова, который Серж случайно обнаружил во время своих обморочных скитаний. И туда, к Зачатьевским переулкам, повлекли его морозные, пропитанные ядом улицы.

Он шел по Остоженке, среди брызгающих ядовитых огней, туда, где светился золотой отравленный купол. Светофор жонглировал красными и зелеными яблоками. Автомобили то скапливались перед светофором, как слизистые рыбы, то вновь скользили среди ночных ресторанов и клубов, перед которыми стояли похожие на генералов швейцары. Особняк Керима Вагипова, озаренный голубоватым светом, трепетал, мерцал, переливался, и казалось, по стенам ползут и извиваются водянистые черви, проталкивая сквозь свои скользкие тела капельки мертвенного света. Ворота в особняк были наглухо закрыты. С фасада зорко смотрели глазки телекамер. Серж торопливо прошел, вернулся на Остоженку, к светофору.

И опять, как день назад, в то же ночное время, к светофору подлетела черная, с серебряным отливом «бентли» в сопровождении огромного, как вагон, «мерседеса» охраны. Застыла на мгновение. Стекло опустилось, и знакомое лицо тата, переливаясь зеленым, голубым и оранжевым, словно кожа хамелеона, показалось, обратив глаза в небо, где неслись две туманные кометы. Две неистовые ведьмы.

Машины рванулись, повернули за угол. Серж, поспешивший за ними, успел заметить, как исчезли они в воротах дворца, – и черви на стенах брызнули ядовитым пламенем.

Сам не зная зачем, Серж несколько раз прошел от светофора до угла переулка, и дальше, до следующего переулка, промеряя расстояние, словно это могло понадобиться на какой-то непредвиденный случай.

Была ночь. Был мороз. Город казался враждебным и страшным. Серж был голоден, слаб, без ночлега, без помощи. Вдруг вспомнил, что в кармане у него визитка, которую вручил ему молодой мусульманин, обещая помочь. Достал визитку, прочитал под фонарем: «Исламский фонд Мустафы», имя – Расул Шакиров. Визитку украшал крохотный зеленый полумесяц. У Сержа не было денег на телефонный звонок. При входе в метро «Кропоткинская» он увидел мужчину, говорящего по мобильнику. Дождался, когда тот завершит разговор. Подошел:

– Ради бога, извините меня. Позвольте мне сделать с вашего телефона звонок. Еще раз, извините меня.

Мужчина осмотрел его с ног до головы, собираясь уйти. Но вдруг передумал и протянул телефон:

– Только быстро.

Серж набрал номер, услышав твердый, мгновенно отозвавшийся голос.

– Это я, Серж. Тот, что днем помог Заре. Ты дал мне визитку, обещал помочь. Нужна твоя помощь, Расул.

– Ты где?

– У метро «Кропоткинская».

– Жди. Через полчаса буду.

Серж вернул телефон мужчине и стал ждать, глядя на последних, перед закрытием метро, пассажиров.

Через полчаса в вестибюле появился Расул Шакиров, все в той же каракулевой шапочке. Сначала увидел Сержа дрогнувшими глазами, а потом зорко и враждебно осмотрел вестибюль, словно ожидал засады.

– Иди за мной и садись в машину, – приказал Расул.

Они уселись в автомобиль и промчались мимо бело-голубого, как осенняя луна, храма Христа Спасителя на набережную, где в ночном морозном зареве чернел великан Церетели.