Русский

Священнику помогал служитель, тощий, с острым «журавлиным» носом, казавшийся Сержу птицей. Две худые высокие женщины, в черных, до пола платьях, в черных платках, обходили подсвечники, убирали прогоревшие свечи. Их изможденные одинаковые лица говорили о постной жизни и каких-то перенесенных несчастьях. Серж слушал пение, голос священника, шепот старушек, и среди всех икон ближе к нему висела большая икона с золотистыми полями, на которой несколькими ярусами, один над другим, стояло множество святых, мужчин и женщин, с золотыми нимбами, в разноцветных одеждах. Икона напоминала коробку, в которой размещалась коллекция бабочек, и каждая была неповторима, в своем драгоценном наряде, со своим волшебным орнаментом.

Серж смотрел на икону, которая была похожа на золотые врата, перед которыми стоял сонм привратников, и ему хотелось пройти сквозь их ряды, отворить врата и пойти в неведомую, манящую страну.

Священник повернулся, отвлекаясь от книги. Огладил золотую бороду, словно выжимал из нее лучистый свет, и по этому жесту, по сияющей бороде и величавому лицу Серж узнал отца Иннокентия, того, что присутствовал на его программе «Планетарий». Обрадовался, устремился было к нему. Но остался на месте. Он дождется окончания службы, подойдет к отцу Иннокентию, напомнит о себе. И спросит, что с ним творится, кто его водит по мукам, как быть ему в этом осатанелом мире, где мучают, убивают и лгут.

Возможность поговорить со священником казалась ему восхитительной. Он решил терпеливо ждать завершения службы.

Печально и трогательно пел хор нежными, светящимися голосами, передавая свою печаль священнику, который подхватывал улетающие ввысь звуки, и они превращались в рокочущие слова таинственного, умонепостижимого языка. И сердце тихо таяло, оплывало вместе с тонкими золотыми свечами, над которыми склонялись исхудалые лица двух смиренных послушниц. Икона казалась усыпанной лепестками цветов, и от нее исходили сладкие вянущие ароматы, как от осеннего букета. Серж, погруженный в эти чудные запахи, плывущие огни, рокочущие звуки, постигал сердцем суть незнакомого языка, на котором говорилось о чудесной стране, где нет страданий и смерти и куда собираются после земных лишений измученные души. Обретают вечное успокоение и блаженство. И надо претерпеть земные несчастья, положиться на благую, сотворившую этот мир волю. И тогда тебе откроются врата в дивную страну, растворится висящая перед тобой икона, и ты, осыпанный лепестками, окруженный порхающими бабочками, отправишься в эти неземные края.

Две старушки на лавочке продолжали друг другу громко нашептывать:

– А пришла к преподобному Серафиму одна женщина и говорит: «Исцели меня, батюшка, а то совсем помираю». Он ее исцелил, но не до конца, какая-то хворь в ней осталась. Она просит: «Исцели меня до конца, батюшка». А он отвечает: «Нет, пусть в тебе немного болезни останется. Всякий человек немного болеть должен».

– А когда горело все прошлым годом, народ вышел и на краю деревни крест поставил. Пожар до креста дошел и остановился. С другого конца заходить стал. И там перед ним крест поставили, остановили. Так крестами деревню отстояли.

Сержу казалось, что на него накатился сладкий дурман, было невозможно бороться с дремотой. Он шагнул в близкую приоткрытую дверь. Трогал в темноте какие-то резные доски, тяжелые ткани. Нащупал низкий диванчик. Свернулся на нем, видя прилетавшую из храма золотистую полоску света, слыша голос священника. И заснул.

Ему снилось, что он приближается к иконе, перед которой тесно стоят святые и ангелы. Они расступаются, и он проходит, касаясь их облачений, пернатых крыльев, разноцветных хитонов. Створки иконы растворяются, как ворота, и он ступает на дорогу, сырую и темную от дождей. По сторонам краснеют и желтеют осины, падают при порывах ветра круглые волнистые листья, устилают черную дорогу. В каждом листе голубеет крохотная капля дождя, отражающая клочок синего неба, летящий среди туч над вершинами. И такая возвышенная печаль, и тоска, такая любовь к этим русским осинам, к последним, перед морозами, блеклым цветочкам, к летящей над дорогой сороке, такая слезная неразрывная связь с этой родной землей, где ему довелось родиться и суждено умереть.

Дорога от мороза сухая и твердая, как сталь. В колеях сизый лед с белесыми, вмерзшими пузырями. В голых вершинах несутся низкие тучи, предвестницы скорых буранов, глухих снегопадов, бесконечных черных ночей.

И внезапно в тучах, распахнутых ветром, возникает розовый луч, летит над лесом, пересекает дорогу, несется над голым полем. Словно невидимый вестник проносит за тучами волшебный фонарь, указывая страннику путь, зажигает в его душе веру в завершение странствий, в окончание мучительных тягот, когда в конце дороги возникнет прекрасный чертог и кто-то любящий обнимет его на пороге. Серж держал в руках хрупкую ледяную пластинку, смотрел сквозь прозрачный лед на улетающий розовый луч, и ему хотелось плакать от любви и печали.