Русский балет Дягилева

В последующие месяцы обязательства Метрополитен увеличились в своем объеме. Размер недельной выплаты возрос до 15 750 долларов в неделю, а к контракту был добавлен еще один пункт, согласно которому Дягилеву полагалась «половина чистого дохода от ангажемента». С приближением отъезда от Генри Рассела, агента Метрополитен, отвечавшего за проводы труппы в Европу, посыпались беспокойные телеграммы, умолявшие о новых авансах. «Переведите январскую выплату Дягилеву немедленно, – телеграфировал он 15 декабря, – или разрешите мне выдать ему деньги авансом. Наличные расчеты должны произойти завтра. Иначе Дягилев потерпит крах». На Рождество Рассел запросил дополнительные 40 000 франков, необходимые, в частности, на покрытие долга Дягилева в 15 000 франков перед его парижскими ателье за поставку новых костюмов для «Шехеразады» и «Жар-птицы», заказанных к американским гастролям[503].

Метрополитен оказала и еще одну услугу Дягилеву. Используя свой огромный престиж, а также с помощью графини де Греффюль, леди Рипон, герцога Альбы и даже закулисных маневров короля Испании Метрополитен провела переговоры об освобождении Нижинского и его семьи из-под домашнего ареста в Будапеште. Отто Кан, председатель совета директоров Метрополитен и крупнейший заимодавец союзнических войск, сыграл в этих попытках решающую роль благодаря своему влиянию в высших правительственных кругах. «Из Вены… – так начиналась телеграмма, полученная им 7 февраля 1916-го от Роберта Лансинга, государственного секретаря США. – Цитирую. Удалось получить обещание правительства разрешить Нижинскому и жене немедленно отправляться в Нью-Йорк при получении от Вас телеграммы с личной гарантией возвращения в страну [Австро-Венгрию] незамедлительно после окончания ангажемента Метрополитен-оперы. Нижинские могут отправляться сразу, как только я передам Ваше согласие правительству. Конец цитаты». К 28 февраля освобожденный Нижинский был в Берне[504].

Но вместо того чтобы положить конец затруднениям Метрополитен, освобождение танцовщика повлекло за собой новую серию переговоров: Нижинский потребовал крупных сумм денег, которые оперный театр своевременно предоставил ему через Генри Рассела[505]. К тому же, прибыв в Америку, Нижинский поставил Метрополитен в неловкое положение – быть посредником между ним и его бывшим любовником. При этом Джон Браун, коммерческий директор Метрополитен, выступил гарантом при подписании письма-соглашения о том, что Дягилев обязуется выплатить Нижинскому разницу в 75 000 франков (13 000 долларов), которую он был должен последнему по условиям «компромисса», достигнутого в Лондоне в мае 1914 года через посредничество сэра Джорджа Льюиса. Дягилев также обязался выплачивать по 1000 долларов за каждый из одиннадцати спектаклей, которые Нижинский должен был исполнить в Нью-Йорке, – сумму, далеко превосходившую 3000 франков, которые он должен был бы получить в Парижской опере, если бы не началась война[506].

Организация освобождения Нижинского вряд ли была актом альтруизма со стороны Метрополитен, не было это и заискиванием перед Дягилевым. Отто Кану присутствие суперзвезды было необходимо не только для того, чтобы усилить труппу в художественном отношении, но и для того, чтобы оправдать ожидания публики, вызванные масштабной рекламной кампанией, запущенной за несколько месяцев до гастролей. Еще одно из любопытных совпадений, которые делают историю Русского балета столь захватывающей, состояло в том, что тем молодым человеком, который отвечал за эту кампанию, был не кто иной, как Эдвард Бернейз – племянник Зигмунда Фрейда и будущий отец современных public relations. Этот опыт открыл глаза на мир тогда еще неопытному агенту по рекламе: