Работая с Музыкальным бюро Метрополитен, я научился многому; но больше всего мне дало то время, когда я отвечал за работу с Русским балетом Дягилева в 1915, 1916 и 1917 годах. За эти три года я узнал о жизни намного больше, чем все то, чему в последующие годы меня научили политика, книги, романтические увлечения, супружество и отцовство. Я никогда не представлял себе, что межличностные отношения участников одной группы могут быть настолько запутанными и сложными, полными средневековых интриг, запретной любви, ошибочно направленной страсти и агрессии. Но пока все это происходило, я принял это как часть увлекательной работы. Этот опыт оставил глубокий след в моей жизни, подготовив меня к тому, чтобы понять и научиться переносить всяческие капризы мужчин и женщин, живущих в собственных мирах[507]
.Поскольку Метрополитен не могла сама заниматься рекламой такой крупномасштабной акции, как гастроли Русского балета, она передала эту задачу своему Музыкальному бюро, которое с гениальным предвидением назначило Бернейза своим главным представителем в прессе. «Еще ни один проект не был так хорошо подготовлен в отношении продвижения и рекламы», – писала тридцать лет спустя Аделла Прентисс Хьюз[508]
. Основываясь на том, что он называл «предчувствием и интуицией», Бернейз развернул крупномасштабную изощренную кампанию, которая рекламировала балет, во-первых, «как новую форму искусства, соединение нескольких видов искусств; во-вторых, в плане его обращенности к особым кругам публики; в-третьих, в плане его прямого влияния на жизнь Америки, на вид и цвет американской продукции; и, в-четвертых, за счет его исключительных личностей». Завалив редакции журналов, воскресных приложений, музыкальных и дамских отделов ежедневных газет «стопками статей и фотографий, нацеленных на их читательскую аудиторию», убеждая «производителей выпускать продукты, вдохновленные цветом и внешним видом декораций и костюмов Бакста и [организуя] их демонстрацию и рекламу в универсальных магазинах и других торговых точках по всей стране»[509], Бернейз вызвал такой интерес публики к первым гастролям, что он превзошел всякие ожидания.Большая часть этой «шумихи», как он сам называл месяцы интенсивной рекламы по всей стране, была сконцентрирована на первых лицах труппы – Нижинском, Карсавиной и Дягилеве. Из этих троих лишь Дягилев прибыл к нью-йоркской пристани 12 января 1916 года. Бернейза не смутили известия о беременности Карсавиной и все еще продолжавшемся пребывании Нижинского под стражей – он был полон решимости подготовить почву для их замены, предполагая, что «блестящие описания одного танцовщика с русской фамилией… могут подойти и для любого другого»[510]
. Он достал змею из зоопарка в Бронксе и обвил вокруг Флоры Ревай в костюме из «Шехеразады» – благодаря этому трюку изображения этой неизвестной танцовщицы стали предметом обсуждения во время семейных завтраков; он размещал повсюду интервью и яркие описания звезд, которые никогда не выступали с Русским балетом в Европе. Дягилев, должно быть, был поражен контрастом между изящной европейской рекламой и тем, как современные средства массовой информации в Америке втягивали в коммерцию артистов, сценические образы и художественные идеи.