Неподалеку паслась чудом уцелевшая, наполовину одичавшая молодая корова. Я с трудом поймал ее и ласково погладил по голове, но она никак не хотела идти со мной. Жаль, что у меня не было с собой веревки. Пришлось ее отпустить и заняться поиском елочки в глубоком снегу. Ведь через десять дней наступало Рождество. Попадалась одна мелочь, ни одной подходящей. Так и пошел дальше ни с чем. Перед хозяйственным двором взвод саперов трудился над возведением проволочных заграждений. Молча понаблюдав за их действиями пару минут, я двинулся своей дорогой.
По возвращении в роту мне сообщили, что нас переселили. Весь наш взвод размещался теперь в двух домах, стоявших по краям небольшой лощины. По одну ее сторону расположился Хюбл со своим порученцем Фербером и связистами. По другую же сторону в двух комнатенках дома разместились Эрхард, Мюллер, преемник Колба, и я. В передней мы поселили Дзуроляя, Хиртлинга и оборванца Финду.
Дзуроляй с Хиртлингом увели с кухни пехотной роты двух живых свиней и огромного борова. Борова тут же зарезали и съели, отметив таким образом переезд, а свиней заперли в теплом сарае позади дома Хюбла. Мы кормили их картошкой из соседнего бурта. Хюбл потирал руки, и весь взвод радовался появлению свиней, которыми предполагалось полакомиться на Рождество.
Хиртлинг был призван из немецкой деревни в Венгрии и в свои 19 лет многое мог рассказать о сербах, хорватах, венграх, виноделии и производстве пеньки. Его семья перебралась туда из Шварцвальда[73]
во времена Марии Терезии[74] и была довольно зажиточной. От матери он получал увесистые посылки со всякими вкусностями, а однажды она прислала ему медальон, который он поцеловал и немедленно надел на шею.Хиртлинг гордился тем, что удостоился чести именоваться немецким солдатом, хотя был слишком кротким, чтобы стать настоящим воином. Его поражало, что в России, в отличие от его родины, население не встречало нас кувшинами с вином и жареными барашками.
– Для нас это было настоящим праздником, – рассказывал он. – Когда пришли немцы, мужчины плакали от радости.
Румын Дзуроляй был настоящим пройдохой и не мог обходиться без женщин. Он как-то исхитрялся и постоянно водил к нам в дом единственных особ женского пола, которым разрешили остаться на хоздворе, – Наталью и Валю. Они с Хиртлингом умели говорить по-русски.
Дзуроляй развлекал горничных анекдотами, а они стыдливо закрывали лицо передниками, а Хиртлинг с улыбкой взирал на все это, временами краснея, как девица, и позволяя себя приласкать. Девушки по-приятельски похлопывали его по плечу и непонятно почему называли «Еськой». Они снимали с него сапоги, стирали ему рубашку и прельщали его словами. Но он держался как кремень, словно Иосиф в доме Потифара[75]
.– Не будь идиотом, – сказал ему как-то Дзуроляй, – не отказывайся от того, что само идет тебе в руки!
Но Хиртлинг только рассмеялся в ответ и вышел из дома. За ним последовали и прелестницы, несмотря на старания Дзуроляя удержать их своими шутками.
Эрхард тоже был не прочь поразвлечься с красавицами.
– Нам следует организовать здесь в доме совместный праздник с девушками, – заявил он. – Будет здорово, если мы все вместе проведем бессонную ночь. Я испеку по этому случаю пирожные.
– Неплохо придумано, – поддержал его Мюллер, надев свежую белую рубашку. – Только как нам удастся привести их сюда вечером?
Согласно имевшемуся распоряжению Наталья и Валя с наступлением темноты должны были находиться у себя в хижине.
– Не думай об этом. Предоставь все мне и Дзуроляю, – ответил Эрхард.
Хиртлинг нашел в подвале дома бутылку самогона и принес ее нам. Мы решили ее тут же прикончить и пригласили его к себе. Но он поблагодарил и отказался, сославшись на то, что не употребляет спиртное. Нам осталось только пожать плечами, а он вновь спустился в погреб и принялся наполнять бочонок салом и накладывать топленое масло в горшок для предстоящего праздника.
– Ну что? – сказал Эрхард. – Пойдем пригласим девушек?
Дзуроляй готов был сразу же отправиться в путь. Но нам не хотелось портить будущий праздник, учитывая последние неудачные шутки и плохую репутацию у женщин этого румынского унтер-офицера. Поэтому мы попросили Хиртлинга выступить в качестве посредника. Но этот 19-летний ангел отказался.
Мы с Эрхардом стали готовиться к несению караульной службы, предварительно выпив по два стаканчика огненной водицы. Она была такой крепкой, что у нас перехватило дыхание. Жидкость стала как огонь растекаться по желудку.
– Не вздумай пить без нас, – застращали мы Мюллера и отправились в караулку, располагавшуюся в центре нашей зоны ответственности.
Все посты были удвоены. Часовые из-за холодов сменялись каждые полчаса. Несение ими караульной службы постоянно контролировалось одним из двух дежурных унтер-офицеров.