Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

Без большого энтузиазма я направился в родное отделение милиции. Как говорится, старая лошадь дорогу в конюшню и зажмурившись найдет. Вспомнив место, где я когда-то регистрировал прописку и получал еще советский паспорт, я поехал по до боли знакомому адресу. Каково же было мое удивление, когда на пороге еще совсем недавно могучего бастиона российского правопорядка меня встретил… огромный сугроб! Не надо было вызывать Шерлока Холмса, чтобы понять: судя по отсутствию следов на грязном, покрытом городской копотью снегу, милиции в этом доме не было давно, как и ни одной живой души – тоже. К тому же в некоторых комнатах и окна смотрели на меня пустыми глазницами. Стекла оказались выбитыми…

Первым делом я подумал, что погорячился с адресом. Здания в Москве строили и строят по трафаретам, почти все они на одно лицо. К тому же я вполне мог ошибиться и попасть не на ту улицу. Ведь названия им давались чиновниками без особого вдохновения, под копирку: 1-я Парковая, 2-я Парковая, 3-я Парковая… На всякий случай я решил обойти по периметру дом: может, вход в отделение милиции, некогда расположенного на первом этаже большой кирпичной многоэтажки послесталинской застройки, теперь с другого торца?

Дедуктивный метод расследования подсказал мне, что я не ошибся. Здесь и впрямь когда-то была милиция, даже дырки от казенной таблички в стене у лестницы чернели – но от блюстителей закона не осталось ни малейшего следа! Не было даже объявления, записки какой-нибудь с указанием нового адреса отделения. Ничего! Пропали, «аки обры»…

Я подошел к весьма пожилой даме, выгуливавшей такую же пожилую болонку:

– Добрый день. Не знаете ли, где здесь милиция?

– Да вот же она!

– Как видите, здесь нет ни души… Если вы часто здесь гуляете с собакой, то наверняка должны были это запустение заметить.

– Ничего подобного! – ответствовала дама с собачкой. – Я, чтобы чертей не дразнить, вообще стараюсь мимо этого проклятого места побыстрее проходить. Стараюсь даже и не смотреть в сторону милиции. А то наверняка привяжутся… От них лучше подальше держаться, это все знают.

Поняв, что тут ничего полезного не добьюсь, я обратился к другой прохожей – к бабушке, пасущей замотанного в сто одежек румянощекого внучка:

– Не скажете ли, куда наше отделение милиции переехало?

– А шут знает, куда оно подевалось! – Старушка оказалась стихийным философом. – Только в один день разбежались они кто куда, все милицейские эти… Ну, и слава тебе, Господи! А то никакого спасу от них не было. То они на машинах ночью пьяные гонялись, то били в крик кого-то, то у алкашей квартиры отбирали…

И здесь у меня, как говорят новые русские, полный облом! Оставалась последняя возможность выяснить, куда исчезли милиционеры: крепкий, хозяйственный мужик запарковал у подъезда рядом с бывшей милицией потертую иномарку и принялся выгружать из багажника мешки с эмблемой супермаркета «Рамстор». Я обратился к домовитому водителю-любителю с тем же вопросом.

– Умотали менты отсюда, – устало сказал мужик. – Куда свалили, не знаю. Ребята говорят, что вместо ментовских сюда должны были эфэсбэшники въехать. Это, конечно, государственная тайна, но у нас об этом все пацаны во дворе знают… Сам, небось, слышал: эти шпионы питерские столько недвижимости в Москве понахватали, что теперь переварить до конца не могут. Обожрались, паразиты!.. Вот и стоит уже больше года целый этаж ментовской пустым.

– А окна-то зачем в милиции повыбивали?

– Пусть знают, гады, что русский народ еще жив!

На этой мажорной ноте мое журналистское расследование подошло к концу. Как было бы написано в очередном отчете российской прокуратуры: в интересах следствия личность преступника не была установлена… И тут я вспомнил, как вычитал в одном московском еженедельнике о необычном эксперименте. Два человека (славянской наружности, никак не кавказцы и не среднеазиаты – это очень важная деталь) изображали зэков, сбежавших из зоны. Они появлялись, запыхавшиеся и помятые, на вокзалах Москвы и обращались наобум к первым встречным за помощью: просили спрятать от идущей по их следам милиции. Так вот: девять человек из десяти прохожих, опрошенных таким образом, едва узнав, что беглецов преследуют силы безопасности, не пожалели ни времени, ни средств, чтобы укрыть псевдозэков. Только один невольный участник эксперимента не стал ничего делать, вообще. И никто – ни одна живая душа! – не поспешил сообщить о «преступниках» куда следует. Такова русская ментальность. Уверен на двести процентов: где-нибудь во Франции или в Германии, не говоря уже о законопослушной Швейцарии, в подобной ситуации первый же прохожий с энтузиазмом сдал бы властям беглецов со всеми их потрохами.