Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

Чем это заграничное слово так сильно Мохноногу пришлось не по душе, нам не ведомо. Но надо отметить, что Валерка постигал основы загадочного отечественного менеджмента с поистине русской сметкой. Он заявил, что лизингом у нас занимаются только подчиненные и только со своими начальниками. Он же, как человек незамысловатый, но совестливый, до такой отъявленной пакости в жизнь не опустится. Практикуемый же Москвой метод поощрения рангами знатности и жалованьем – ключ к жизни или гибели страны. Мохноног так распалился, что заявил о хроническом неумении россиян учиться на ошибках. Более того, залудил, разошедшись, такую умную фразу, которую в телевизоре до полуночи и услышать-то невозможно: «Всякий новый метод изгоняет старые ошибки на новое место». Закончил же Мохноног, видимо, начитавшийся в КПЗ умных книг, вообще ссылкой на… Дарвина! Дескать, никто никому так сильно не обязан, как обезьяны – ему: Дарвин чуть не сделал макак людьми…

Этот антиобезьяний спич из обезьянника оказался явным перебором, и прокурор, необъемная женщина с кожей на лице, как от старой сумки, призвала Мохнонога «не ораторствовать всуе и впредь говорить только по существу». Ужасный грабило, впервые заподозренный в диссидентстве, скис, обмяк, несколько спутался, но все равно до конца держался молодцом.

– Пардон, блин! – интеллигентно извинился главный загрязнянский инакомыслящий, которому почему-то активно не понравилось прокурорское слово «всуе».

А потом Мохноног сказал, что он готов за перестройку и лично за Горбачева, в особенности – за жену его, Раису Максимовну, жизнь положить. А то, что он, Валерик-Холерик, Уголовный кодекс не безупречно соблюдает, так это, дескать, исключительно по слабости характера. А заодно – и из-за несовершенства отечественного законодательства, о котором всем известно: от Кремля до самых до окраин. Ведь Закон у нас в стране это право сильного, разве не так? Он же, Валерка, – вообще во всей этой перестроечной кутерьме главный пострадавший: слабый по причине голодного, дистрофического детства, проведенного попрошайкой в вагонных тамбурах, и тяжелого, послевоенного пубертатного периода. Пьяницей же себя он тоже не считает, ибо мужское достоинство страдает от сидячего образа жизни, а вовсе не от нетрезвого вида отдыха. Вот верблюд, говорят, целый месяц может не пить, но ведь потом все равно рано или поздно сорвется…

Пенсионерки в первых зрительских рядах сцедили вдовью слезу, судей же, однако, явления соцреализма в обезьяннике ничуть не проняли. Не убедил трибунал и назначенный Валерке общественностью защитник. Тот, бледный хлюст-очкарик, промямлил, что гражданин Цаплин грамотный и вежливый работник, однако имеет слабость к общественным местам в нетрезвом виде. А с трезвой стороны его хорошо знает и порой даже уважает широкая загрязнянская общественность. Короче, Валерка из разряда тех положительных мужчин, которых надо всегда поддерживать, потому что не такие уж они сильные существа, чтобы постоянно самостоятельно стоять на ногах…

Такие фрейдистские аллюзии окончательно раздразнили народных судей. Мохноногу со всей партийной назидательностью влепили за кражу со взломом срок на полную железку, и отец-основатель «Пуп-звезды» направился «лопать пузырями» туда, куда Макар телят еще не гонял.

Правда, через несколько лет после этого судилища Серега неожиданно получил от Валерика из зоны письмо-маляву. Тот писал химическим карандашом на листке из ученической тетради, что и вдалеке от родимой Загрязнянки не падает духом. Сперва сганашился с корешами по «хате» выпускать журнал для тех, кто еще в нашей державе не сел, под названием «Камера смотрит в мир». А потом предложил начальнику исправительно-трудового учреждения выступить с инициативой перед кремлевским руководством по превращению просто зоны в свободно-экономическую зону. Дескать, народ в Китае и не такое на волне всеобщих преобразований творит!.. Ведь, в конце концов, не совсем ясно, кто у нас на самом деле сидит за колючей проволокой: те, кто внутри зоны, или те, кто снаружи ее окопался? Все зависит от того, под каким углом зрения на отечественный пейзаж посмотреть. Как в итоге был решен Мохноногом и его собарачниками этот извечный российский философский вопрос, Сережа так и не узнал.

Труднее всего человеку дается то, что дается не ему. Исключение из этого правила составляет только судебный приговор. Получив от судьбы хлесткий подзатыльник – как иначе расценить потерю надежного компаньона? – Серега окончательно осознал, что с Фортуной надо быть настороже. Даже если ты поймал удачу за хвост, это вовсе не означает, что она стоит к тебе не задом. Решив впредь действовать без компаньонов и полагаться исключительно на самого себя, Сережа долго выбирал достойное приложение своим разнообразным талантам.