Василий Вихрев являлся – как он сам о себе говорил – создателем нового литературного течения: «альковно-политического андерграунда». Он писал эротические мазаринады третьего тысячелетия в стиле символистов-геометристов Серебряного века:
Не гнушался и декларативными афоризмами, которые запечатлевал вместе с автографом на оборотной стороне своей визитной карточки. Например: «Если аборт убийство, то минет – людоедство».
Нельзя не признать, что творческий метод Вихрева отличался своеобразием. Жена запирала поэта в одной из двух комнат, которые они снимали в доме у Коминтерна Силовича Муфлонова, и страстно вдохновляла классика перед творческими исканиями:
– Пиши, паразит! И только попробуй мне, зараза, сбежать и нажраться! Если подохнешь в канаве по пьяни, домой не возвращайся… Комсилыча на тебя, аллигатора, нет!
Предупреждение было отнюдь не праздным. Муфлонов слыл мужиком солидным и строгим, жизнь любил размеренную и организованную. Как выгодного квартиранта он поэта вынужден был терпеть, но к его темпераментным выходкам относился критически. Комсилыч – так уважительно Коминтерна Силовича звали в Загрязнянке – проработал всю свою долгую жизнь главным инженером шахты на далеком Севере и теперь успешно доказывал, что Россия – родина слонов: подторговывал запасенной за полярным кругом мамонтовой костью.
Комсилыч принадлежал к той породе руководителей советского типа, которые, даже уйдя на пенсию, продолжали фонтанировать смелыми хозяйственными идеями в духе хрущевской семилетки.
То он приобрел где-то по случаю пивной аппарат. Целый заводик! В техническом пособии, деловито сопровождавшем мудреные заграничные емкости и змеевики, сообщалось, что при правильном соблюдении технологии каждый олух может сделать благодаря этой шарманке до четырех сортов великолепного пива. Причем – ничем не уступающего по качеству немецкому и чешскому. До четырехсот литров только за одну загрузку! Ослепленный рекламой, Комсилыч засыпал в жерло агрегата нужные ингредиенты и стал ждать обильных результатов. Но вместо обещанного «волшебного напитка» из крана сочилась лишь бледно-желтая жидкость, весьма похожая по консистенции и вкусу на мочу молодого поросенка.
Пытливый охотник на мамонтов решил проверить, не была ли случаем нарушена им хитрая технология. Открыл приложенное к пивному заводику изобилующее опечатками пособие, которое почему-то начиналось со слов «Туповое соглашение», и с ужасом обнаружил, что для получения первых декалитров райского нектара придется запастись недюжинным терпением. Оказывается, согласно заморской технологии, пиво делается минимум за… четыре недели! Ни дать, ни взять! Почти как беременность у слона!..
Это было уже слишком. Зажав сердце и печень в кулак, Комсилыч промытарился у чана с пивной бражкой адских четырнадцать дней, а потом решительно выкрутил кран и выдул в ночь с пятницы на понедельник все, что он потом стыдливо назвал «молодым пивом». Серега, надо сказать, энергично ассистировал магаданскому аксакалу в затянувшейся дегустации. Но сохранил о пенистом напитке, напоминающем по вкусу жидкость для мойки стекол, воспоминания не самые благоприятные.
А Комсилыч, после провала пивного эксперимента еще больше возненавидевший заграницу, – будь она неладна со своими регламентациями! – присутствия совейского духа не потерял и, очертя голову, бросился в новое, на этот раз исключительно отечественное начинание.
Родственники жены, занявшиеся фермерством в Сарапуле, прислали Муфлонову споры грибов. Для постановки на поток их выращивания Комсилыч, бывший когда-то «юным лысенковцем», сил не пожалел. Вычитав в патриотической газете «Строй и участок», что лучше всего питательные микозы произрастают не на плантациях, а на осиновых пеньках, Муфлонов – в целях экономии средств – приспособил под посадку спор столбы, на которых держалась массивная ограда его фамильного домена. Благо балки эти были осиновыми. Затем собственноручно прорыл колодец: выяснилось, что, если поливать грибы обычной, ржавой водой из-под крана, расти эти привередливые микозы принципиально не захотят. И, наконец, Комсилыч присыпал места посадки спор специально подобранным торфом, перемешанным с какими-то особенными, хитрыми опилками. Теперь ему, как Буратино, оставалось только обильно поливать рассаду и ждать произрастания многочисленных белковых гирлянд. Ждать стремительного обогащения.
К осени под толстым слоем удобрений что-то, наконец, принялось стыдливо проклевываться. Каждый вечер семейство Муфлоновых проходило вереницей вдоль столбов, в надежде узреть однажды жирные, маслянистые шляпки. И какова же была радость магаданского охотника на мамонтов, когда в сентябре он разгреб в заветном месте рукотворный мох и увидел влажную семейку грибов.
– Шуренок, свершилось! – трубно воззвал к жене Комсилыч, возрадовавшийся навозному Клондайку.