Синюхи со знанием дела кивали плешивыми, нечесаными головами и плотоядно смотрели на еще недопитый стакан в руке заведенного, как Дракула перед кровопусканием, Вихрева. А загрязнянский классик, почуяв живой контакт с народной аудиторией, распалялся еще больше и продолжал витийствовать:
– Вован Набоков – тот вообще был девкалипт. Какая там, к лешему, Лолита! Эта прокурорская малолетка у него даже на телку не похожа. У нее грудь, как экран монитора – такая же плоская… За малолетку дают пятилетку… Если бы этот собиратель мотыльков увидал нашу певицу Лолиту, он бы, лох картонный, всеми копытами ох…л на оставшуюся жизнь!.. И что это за герой у него такой кудрявый: Гумберт Блумберг?! Не мужик, а Хеллоуин в натуре… Нет, у настоящего поэта стихи сами собой изо всех пор, как пот в бане, сочатся.
Вихрев вскидывал голову и выдавал с ходу на-гора:
И продолжал, обводя водянистыми глазами пожухлые лица алкашей:
– У нас сегодня жизнь похлеще литературы: «мертвые души» – сплошняком… А народу-то, что вшей, понагнали в Белокаменную со всей России! И все только знай кричат: «В Москву! В Москву!» Чехову такое и с похмела не снилось…
Василий Вихрев жил на то, что получал от торговли «эротическо-политическими поэмами» собственного производства на Смотровой площадке, что на Воробьевых горах. От двадцати до пятидесяти рублей штучка. Основными клиентами были студенты МГУ и молодожены. Им и Амур с Гименеем велели!
Не гнушался поэт Вихрев и публичными импровизациями. Более того: это был его фирменный, коронный номер. Школяры и брачующиеся – хохмы ради – вкладывали Вихреву в ладонь несколько купюр-рванчиков с образами красноярских индустриальных свершений и задавали наугад рифму. Скажем: «пути – идти». Загрязнянский акын зажмуривался, набычивал шею, сжимал давно не мытые руки в кулаки и через пять секунд упруго выдавал нараспев не хуже Джамбула Джабаева и Сулеймана Стальского:
Еще лучше получалось у поэта-прилюбоведа, когда прохожие ему заказывали тематическое четверостишие. Скажем, с учетом близкого спорткомплекса МГУ – посвященное здоровому отдыху, например, бане. Вихрев, написавший в свое время поэму о коитусе и пользе чая, не задумываясь, выдавал на-гора:
Народ, не выпуская из рук пивных бутылок, жидко аплодировал, а поэт-импровизатор задумчиво застывал в позе веселого Гоголя на московском бульваре и лишь довольно скалил редкие желтые зубы, захваченные прогрессирующим пародонтозом.
Обычно все «смотровые» гонорары у классика тут же, не отходя от столичной панорамы, экспроприировала жена, строго следившая за реализацией литературного дарования, Но порой сопернику А. С. Пушкина удавалось заныкать в кальсонах через дырявый брючный карман сотенку-другую рубликов, после чего у главного загрязнянского эротомана непременно наступал затяжной скандальный загул с не менее шумным последующим похмельем в дачном заточении:
– Всех, распиздяи поганые, урою! Всех, гондоны штопаные, ох…чу! Выпустите, волки позорные, меня!..
…Вихрев замолчал так же неожиданно, как только что трубно давал о себе знать. Наверное, вырвался из мамонтового плена или – наоборот – окуклился и перестал осознавать окружающее. Дотошная Фимина собачка, больше на оккупированной территории не появлявшаяся, тоже, видимо, собралась на боковую. Циклон «Вильма» приблизился к берегам Флориды, и в Москве злорадно объявили штормовое предупреждение. В бархатном же воздухе Загрязнянки царила закатная дачная благодать. Мухи угомонились. Вечерняя смена у комаров, смертельных врагов акробатов и канатоходцев, еще не началась. Над нашими головами вились веселыми шарами тучи толкачей, бескорыстных глашатаев завтрашней доброй погоды. Лепота и покой!..
– Милиционер родился. Здравствуйте, дорогие россияне! – Ельцинским голосом нарушил воцарившуюся тишину Сенсэй. – Слушай, Сереж! Я тут был намедни на Речке и, представляешь, кого вечером встретил? Твою соседку. Фиму Яковлевну. Как живую!.. Гуляет так вальяжно по нашему «взморью» и только от мошкары березовой веточкой отмахивается. Налево-направо, вверх-вниз!.. Не женщина, а настоящая Кондопога Райс!
– Скандализа, а не Кондопога, – поправил друга Серега. – Одна или с собакой?
– Одна, как геморрой. Прямо романтическая дама без собачки… Причем, как мне кажется, она регулярно так прохаживается. Моционит девушка.
Серега задумался, а потом отозвал Сенсэя в сторону:
– Жора, пойдем-ка покурим! Есть идея, дорогие россияне…
– Ого! Речь не мальчика, но мужа, – демонстративно удивился Синсэй. И завел сладким голосом: