Русский генофонд на Русской равнине

Термин «историческая антропология» часто используется как синоним «этнической антропологии» в описании антропологического состава популяций. Знания об антропологическом составе населения (фе-нофонде) историческая антропология использует для реконструкции истории формирования популяций. А те особенности антропологического состава, которые объясняются адаптацией к экологическим условиям, относят к другому разделу — к антропоэкологии. Историческая антропология формировалась на протяжении столетия, если не более, и прошла ряд этапов, прежде чем сложилось её современное понимание и оформилось её название [Алексеев, 1979]. Ключевыми оказались этапы 20–30^х и 40–50^х годов XX века. Первый этап был связан с интенсивной разработкой теории и методов расового анализа, а второй — принципов и методов этнической антропологии и палеоантропологии. Органическая связь и преемственность между этими этапами, как и их значение для становления исторической антропологии и антропоэкологии, очевидны. Между ними есть и принципиальный разрыв, отнюдь не очевидный, до сих пор не осознанный, с течением времени всё более трудный для осознания и всё более тормозящий развитие исторической антропологии.

Разрыв этот был в свое время обусловлен разгромом в нашей стране генетики, а вслед за ней и ряда других естественных и гуманитарных наук, включая физиологию и языкознание. На первый взгляд, антропология менее других пострадала, по крайней мере, организационно и структурно. Но это лишь на первый взгляд, потому что трудно определить структурный эквивалент потерям оттого, что стены Московского университета вынужден был навсегда покинуть Виктор Валерьянович Бунак, а другие ведущие антропологи Института и Музея антропологии вынуждены были давать клятвенные заверения на ученом совете в принятии мичуринской биологии как основы своей преподавательской и научной антропологической деятельности. Приобрела или же потеряла наука вообще и антропология в частности оттого, что после разгрома Медико-генетического института крупнейший наш генетик-математик М. В. Игнатьев всю последующую жизнь разрабатывал вопросы теории и практики антропологической стандартизации? Отказ от генетического мышления, на который пришлось пойти основателям этнической антропологии и палеоантропологии, это — чем-то перекликающееся с Галилеевым — вынужденное отречение, чтобы избежать разгрома своей науки. Это отречение читается даже не между строк, а в строках основополагающих работ наших ученых [Происхождение человека…, 1951].

Сегодня, когда для нескольких поколений антропологов стало привычным и даже само собой разумеющимся вести исследование без оглядки на генетический фундамент изучаемых явлений, может возникнуть вопрос: а было ли такое отречение? Занимала ли генетика сколь либо значимое место у истоков исторической антропологии? Да, такое действительно было! Антропология развивалась в активном взаимодействии с генетикой в различных своих разделах. Но наиболее систематическое взаимодействие с генетикой наблюдалось в зарождающейся исторической антропологии. Здесь были свои предтечи — прежде всего Е. М. Чепурковский, который при разработке географического метода в антропологии опирался, помимо цветности, на головной указатель как на признак с высокой степенью наследуемости [Чепурковский, 1913]. Здесь было сотрудничество и своеобразное конструктивное соперничество антрополога В. В. Бунака с генетиком Н. К. Кольцовым: первые в нашей стране две работы о распределении групп крови — соответственно у белорусского и русского населения — были выполнены настолько синхронно, что в одной содержится ссылка на верстку другой статьи. Было здесь и ученичество антрополога Н. Н. Чебоксарова у генетиков А. С. Серебровского и С. С. Четверикова, сказавшееся вскоре в блестящих работах по географии монголоидных признаков у населения северных областей Европы. Здесь была первая попытка применить теорию А. С. Серебровского, Н. П. Дубинина и Д. Д. Ромашова о генетико-автоматических процессах: Я. Я. Рогинским — к анализу распределения групп крови АВ0 в населении мира, а А. И. Ярхо — к депигментации алтайцев. Здесь были фундаментальные исследования М. В. Игнатьевым генетикоматематических основ изменчивости полигенных количественных признаков и применение этих моделей к изолированным популяциям Петровских озер, изученным Г. Ф. Дебецем.

Но главное, что характерно для 20–30^х годов, — это ведущая роль антропологов в полевых популяционно-генетических исследованиях народов нашей страны. Фактически антропологами было положено начало исследования генофонда народонаселения Северной Евразии, к которому генетики приступили лишь полстолетия спустя. Если еще учесть, что всё это виделось антропологам того времени не креном в сторону генетики, а магистральной линией развития самой антропологии, станет очевидным, сколь от многого пришлось отрекаться антропологам во имя спасения своей науки после печально известной сессии ВАСХНИЛ.