Русский язык в зеркале языковой игры

(2) ...обознаться трудно—морда у нее такая, что очень глубоко в душу западает(М. Зощенко, Голубая книга. Деньги).

(3) И вот утром, в выходной день, наш артист, получше принарядившись, попорол на это свидание(М. Зощенко, Забавное приключение).

(4) Нынче, граждане, в народных судах всё больше медиков судят. Один, видите ли, операцию погаными руками произвел, другой—с носа очки обронил в кишки и найти не может(М. Зощенко, Медик).

(5) Ободрял, подначивал, брякал по башкам, чебурахал по затылкам, дрызгал по хайлам и, в конце концов, добился своего(А Архангельский, пар. на Ф. Гладкова).

Нередки подобные слова и в «серьезной» поэтической речи, ср.:

(6) Греки сбондили Елену

По волнам,

Ну, а мне соленой пеной По губам!

(О. Мандельштам).

А Измайлов одной из основных черт поэтики Блока считал «вторжение в по-этические сны будничного, обыкновенного, серенького, придающего им такой колорит жизненной уютности и правды. “Уключина”, “котелок”, “золотящийся крендель булочной”, “кочерыжка” — эти слова, может быть, в первый раз введены им в стих, претендующий на лиризм, а не юмор» (цит. по: [Рус. лит. XX в.]).

Наибольший комический эффект разговорная (или просторечная) манера повествования производит в научных (или научно-популярных) текстах. В этом плане широко известна «Голубая книга» М. Зощенко. Несколько примеров:

(7) [Нерон нанимает убийц, чтобы избавиться от матери]:

— Ну, уж вы там как хотите,—говорил Нерон,—но только чтоб— раз!—и нет маменьки.

— Не извольте тревожиться. Считайте, что ваша маменька уже как бы не существует на этом свете. Не успеют они на днях проснуться, как на них потолок— кувырк!

(8) [О римском диктаторе Сулле, назначившем премию за головы своих врагов]:

— Клади сюда голову. А эту забирай к черту. Ишь, зря отрезал у кого-то»

— Извиняюсь.- подвернулся.

— Подвернулся.» Это каждый настрижет у прохожих голов—денег не напасешься(«Деньги»).

(9) [О приезде к Ивану IV герцога Голштинского с матримониальными намерениями] И вот он приехал. Наверное, расфуфыренный. В каких-нибудь шелковых штанах. Банты. Ленты. Шпага сбоку. Сам, наверное, длинновязый. Этакая морда красная, с рыжими усищами. Пьяница, может быть, крикун и рукосуй (...) Ну, суетня, наверное, мотня. Мамочка бегает. Курей режут. Невесту в баню ведут. Жених с папой сидит. Водку хлещет. Врет, наверно, с три короба. Дескать, у нас, в Германии» Дескать, мы герцоги, и всё такое(«Любовь»).

В этой же книге Зощенко обосновывает свою манеру исторического повествования, полемизируя с историками: «...историки пишут без всякого, можно сказать, воодушевления, этаким вялым канцелярским тоном, как о самых пустых, примелькавшихся предметах. Историки даже не добавляют от себя никаких восклицаний, вроде там: “Ай-яй!”, или “Вот так князь!”, или “Фу, как некрасиво!” или хотя бы “Глядите, еще одним подлецом больше!”» Зощенко ничего не говорил (да, наверное, и не мог в те годы сказать) о том, что подобная манера повествования при описании исторических событий была широко распространена в России еще в начале века, например в произведениях сотрудников юмористического журнала «Сатирикон», уехавших после октябрьского переворота за границу. Вот несколько примеров из их «Всеобщей истории»:

(10) Затем стали прямо торговать тронами и продавали его тому, кто больше даст. В Римском Вестнике («Nuntius Romanos») сплошь и рядом печатались объявления:

«Отдается дешево хороший трон, малодержанный за сходную цену».