Русский иероглиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой

Сначала мама очень испугалась: “Ты что, я уже давно с детьми не возилась, да и условия не очень”.

Я написала в ответ: “Мам, у тебя там условия лучше, чем у меня в Пекине”.

Что полная правда – у нее было три комнаты: две смежные и одна отдельная; мы даже переправили к ней часть домашней библиотеки. И паек ей дали лучше, чем в Пекине: больше любимого маминого сахара, каждый день по бидону молока на местной ферме, тогда как в Пекине его в свободной продаже не было, только по талонам, для детей до семи лет и пожилых старше шестидесяти. Ну, и яблоки свежие… В итоге мама согласилась.

6

Кстати, о хозяйстве. Когда нас всех арестовали, особняк наш опустел, какое-то время в нем вообще никто не жил, затем его вернули в фонд госсовета. И встал вопрос, куда вывозить наши вещи. К счастью для нас, в отцовском учреждении сидели дисциплинированные пожилые бюрократы, а не бешеная хунвейбинская молодежь. Они всё аккуратно переправили в высокие и довольно-таки сухие полуподвалы, составили реестр – целые ряды книг с описями по разделам: “Посуда”, “Мебель”, “Носильные вещи”, “Нижнее белье”. На каждый предмет приклеили инвентарную бумажку. И после того как нас с Аллой выпустили из тюрьмы, разрешили взять со склада какие-то вещи: белье, что-то из простейшей одежды.

– Всякие буржуазные платья для деревни не годятся, берите то, что окажется полезным.

Перед замужеством я написала еще одну заявку (у нас же с будущим мужем ничего не было), они внимательно изучили список и сильно его сократили. Например, я попросила шесть чайных ложек. Вычеркнули шесть, написали четыре. Попросила занавески на окна. Занавесок не дали, потому что это буржуазно, равно как настольная лампа. А чайник нашли самый старый, так что у него уже донышко прокопченное отваливалось. Но когда маму отпустили на свободу, они сами предложили переслать ей книги и сказали нам заглядывать почаще, проветривать имущество. Типа нужно о нем заботиться, рано или поздно могут всё и вернуть.

Кроме того, у мамы осталось немного денег на сберкнижке, которые тоже отдали; мы договорились, что купим ей телевизор: они уже появились в продаже, с маленьким таким экранчиком. Телевизор ужасно работал, еле-еле, и то лишь в определенные часы: показывал, как черно-белые тени сквозь рябь мечутся по экрану. Тем не менее он превратил мамин дом в подобие клуба для местных сельскохозяйственных рабочих, поваров и шоферов. Они к ней приходили, смотрели, семечки лузгали. Это маму веселило; она не могла быть одна – особенно после стольких лет в одиночке.

Павлик прожил у мамы два с лишним года, быстро восстановил русский язык. (Раньше он проводил много времени с китайской бабушкой и русский почти забыл.) Через полгода я приехала его навестить и в первое же утро услышала за стенкой детский голосок, что-то чирикавший на чистейшем русском языке. О, это было такое счастье, такой подарок! Бабушка ему читала сказки, детские книжки из наших советских запасов, разговаривала с ним.

Глава 8 Лишь бы не было войны

1

Все ощущали: надвигаются перемены. Какие именно, еще не ясно, но избежать их уже невозможно. В отношениях с Москвой просвета пока не было, хотя ужас 1969-го, когда на полуострове Даманский произошли приграничные столкновения между китайской и советской армиями, остался позади. В разгар тех событий мы с Аллой уже вышли на волю, но еще оставались под негласным домашним арестом. Как-то раз в воспитательных целях нас повели в кинотеатр – смотреть документальный фильм о Даманском… Самое тяжелое впечатление на меня произвело даже не оружие трофейное, а ряд пробитых касок. Я смотрела с ужасом и думала: погибли парни молодые, а у них есть матери, у некоторых жены… В газетах, на радио постоянно повторялась пропагандистская формула: в ожидании возможной войны с Советским Союзом. Осенью 1971-го, вскоре после гибели Линь Бяо, когда я гостила у Аллы в госхозе, ночью всех подняли по тревоге. Военные учения. Немедленно одеваемся, бежим за огороды. Нам кричат: “Ложись!..”

Все жили в ожидании войны, но прекрасно понимали, что если она начнется, советские танки из Монголии в течение дня могут дойти до Пекина, китайская армия не в состоянии будет отразить наступление. Китай мог победить СССР только в народной, партизанской войне, если бы она началась. Но народ не очень рвался воевать, не было особого патриотического подъема; многие чувствовали, что за счет разговоров о войне власти пытаются решить какие-то внутренние вопросы. И к нам, китарускам, у людей не было никакой враждебности. Даже иногда наоборот, ощущалась симпатия.

Вот пример. Я уже живу в общежитии. Карантинном. Год, может быть, 1972-й, 1973-й. Карантинный этаж постепенно начинает заселяться разными людьми. И появляется молодой библиотекарь, чуть постарше нас, слегка за тридцать. Немножечко без царя в голове. Когда-то он учил русский язык, любил по-русски поболтать. Однажды разговор выходит на тему возможной войны с Советским Союзом. Он говорит: