Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

А если он десять раз посмеется над ними, объявят ли его преступником? Возмутят ли народ?.. Всякое доброе Русское сердце содрогается от сей ужасной мысли. Две власти Государственные в одной Державе суть два грозные льва в одной клетке, готовые терзать друг друга, а право без власти есть ничто. Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственнаго Устава ее она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия? Если бы Александр, вдохновенный великодушною ненавистию к злоупотреблениям самодержавия, взял перо для предписания себе иных законов, кроме Божиих и совести, то истинный добродетельный гражданин Российский дерзнул бы остановить его руку и сказать: «Государь!

Ты преступаешь границы своей власти: наученная долговременными бедствиями Россия пред Святым Алтарем вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание Твоей власти, иной не имеешь; можешь все, но не можешь законно ограничить ее!»[80]

В манере, которая станет обычной для русских консерваторов XIX века, Карамзин делал вывод, что лекарство от российских болезней заключается не в реформировании институтов — он осуждал «чрезмерное почтение к политическим формам», — а в том, чтобы найти хороших людей. Он также вспомнил Монтескье, сославшись на мнение, что прочная монархия должна опираться на дворянство: как и Щербатов до него, он осуждал петровскую Табель о рангах и убеждал Александра полагаться вместо этого на потомственное дворянство.

Записка Карамзина — классический манифест русского консерватизма, хотя ее влияние не ощущалось довольно долго: полностью этот документ был опубликован лишь в 1861 году в Германии, а в России — только в 1871 — м.

До восстания декабристов в 1825 году — мятежа гарнизонов в Санкт- Петербурге и на Украине под руководством радикально настроенных офицеров — все попытки изменить российскую самодержавную форму правления исходили сверху. Они предпринимались монархами или их назначенцами: это относилось к Верховному тайному совету, Екатерине Великой, Панину, Щербатову, Александру I и Сперанскому. Декабристы обозначили разрыв с этой традицией, так как попытались действовать извне, в открытом противостоянии правительству. Таким образом их восстание стало началом российского революционного движения. В то же время декабристы наследовали старой аристократической оппозиции: многие из них не только происходили из древних аристократических родов, но и вдохновлялись тем, что в прошлом России, как они считали, были периоды, когда ее правители делили власть с дворянством. С этой точки зрения восстание декабристов стало концом одной фазы в истории российской мысли, когда попытки реформ исходили от правящих кругов, и началом другой, когда они стали предприниматься снизу.

Хотя рискованное начинание декабристов закончилось печально, оно явилось водоразделом в истории российского общественного мнения, так как власть, которая в течение предшествующего столетия (за исключением краткого перерыва при Павле) возглавляла движение по пути вестернизации, оказалась напугана последствиями собственных инициатив и радикально изменилась, приняв на себя руководство консервативным движением.

Декабристский мятеж был вызван несколькими причинами. Одной из них стали ожидания многих русских людей, что после подъема народного патриотизма, приведшего к изгнанию наполеоновских войск из России, правительство наградит народ за его жертвенность и предоставит ему право голоса в делах управления страной. Как писал из крепости Николаю I декабрист Александр Бестужев, Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то русский народ впервые ощутил свою силу; тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России. Правительство само произнесло слова: «свобода, освобождение!» Само рассевало сочинения о злоупотреблении неограниченной власти Наполеона[81].

После 1812 года Александр не только не вознаградил страну предоставлением ей большей свободы, но, наоборот, потеряв интерес к внутренним делам, передал бразды правления чрезвычайно реакционным чиновникам; этот факт вызвал разочарование и ощущение, что реформы не совершаются властью, а отвоевываются у нее.