Рискнем предположить, что обилие вышеуказанных мероприятий, «кошмарящих» жизнь современного российского офицера, проистекает в равной степени как от недостатка ответственности в среде офицерского состава, так и от недостатка уверенности высшего командования в наличии таковой ответственности у своих подчиненных. Однако обилие проверок, призванных побудить подчиненных к кипучей деятельности, толкает последних на не менее изощренные усилия компенсировать кратковременное героическое перенапряжение длительным периодом полного покоя. Именно этим по умолчанию и определяется отнюдь не христианское смирение подчиненного в готовности претерпеть
Привычка же военных руководителей к штурмовщине, не считающейся с регламентом служебного времени, нередко дает эффект, оказывающий пагубное влияние на человеческие судьбы и микроклимат в воинских подразделениях: сколько офицерских семей распалось из-за того, что мужья проводили на службе чуть не 24 часа в сутки, сколько отцовского внимания недополучили дети, скольких конфликтов с подчиненными можно было бы избежать. Поддается ли учету моральный ущерб от неумения или нежелания рационально организовать деятельность?
Густой мат висел над полями боев и в Афганистане, и в Чечне. Об этом, не скрывая, пишут участники войн, свидетельств которых не вместит, пожалуй, и целый том. Парадоксальным образом это помогло, пожалуй, только при штурме дворца Амина, как о том свидетельствует А. Ляховский: «Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может быть, и со страху атакующие дворец громко кричали, в основном матом. Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев сперва за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, сдались им как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь»[139]
. Конечно, не стоит полагать, что матерщина сыграла здесь роль средства морального подавления противника — просто оборонявшие дворец гвардейцы Амина растерялись, услышав русскую брань, ведь Советский Союз официально считался другом и союзником Афганистана.Другим позитивным аспектом этого явления может считаться, что матерщина подчас работала в бою в качестве системы опознавания «свой — чужой», что в ряде случаев помогало избегать жертв со стороны «дружественного огня». Из рассказа Героя Советского Союза В.В. Колесника о захвате здания генерального штаба афганской армии: «Поскольку спецназовцы были одеты в афганскую форму и ехали на афганском танке, десантники без лишних слов шарахнули по танку из «Мухи». Сахатов[140]
со своими спешился и, нещадно матерясь, объяснил, что они свои. Услышав родную речь, десантники огонь прекратили»[141].Матом советские солдаты в ходе войны разговаривали и с душманами, особенно в ответ на предложение сдаваться.
В остальном — употребление мата свидетельствовало о растерянности и стремлении прикрыть недостатки тактического мышления и речевого воспитания выплеском примитивных эмоций. Недаром в характеристике одного из генералов, слывшего «недалеким человеком, матерщинником и невеждой»[142]
профессиональная некомпетентность соседствовала с невоздержанностью языка. Другого высокого начальника его замполит даже вынужден был увести с инструктажа, начатого «по привычке в три-бога-душу-мать»[143], на котором присутствовали афганские союзники («командиры дружественных банд»), из опасения, как бы те, чего доброго, не обиделись и не перекинулись к душманам.«Одной из причин живучести неуставных взаимоотношений является грубость, оскорбления и даже рукоприкладство со стороны некоторой части офицерского состава, что сводит на нет всякие воспитательные усилия», — это строки из доклада на совещании после поездки в Афганистан в апреле 1984 г. маршала Советского Союза С.Л. Соколова. Привычная в армейской среде вербальная агрессия по цепочке провоцировала проявление жестокости к местным жителям и пленным, которых нередко расстреливали без суда. Позволим обратить внимание читателя на мнение А. И. Лебедя, приведенное в начале книги, которое созрело у него, судя по всему, именно в период командования батальоном в Афганистане.