Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Часто в своих ранних стихах Введенский стремится ответить на туфановское положение о «расширенном смотрении» в поэзии: оно у него отменяет пространственное восприятие не только временной оси, но также фонем в слове, которые мгновенно становятся частью нескольких слов, то есть беспрепятственно в том или ином порядке перетекают из одной лексической единицы в другую, ближайшую, создавая не связанные между собой смысловые ряды, как, например, в строках:

в ПОСЛЕОБед
НЕ БЕД

А лебеда что ты поперхнуласьплохо что ты оттататакнулась («Парша на отмели»);

соб

ытий обсуждалздесь каждый серик бантик
ты в баночку плевал раз раз
КУМА ФОМА петрА попАи стук и он не сталлуна катит волну<…>
с тревогой гортань с трубойс тревогой гляжу столбой («Галушка»)[808].

Эти эксперименты иногда связаны с упражнениями в палиндромном и анаграммном написании слов, с прочтением и движением фонем в разные стороны, с мотивом обратности (зеркальности), который займет важное место в более позднем творчестве Введенского (ср. в «Значении моря»: «чтобы было все понятно / надо жить начать обратно»)[809]. Приведем несколько примеров из начала поэмы «Минин и Пожарский» 1926 года:

где вы тучные ребят

апушки воздух теребят;

спят поля. Сон руч

ьюспят еноты чересчур;
прохожие уж щурили глаза
<…>
была одна там туча как зола;

кончается как немка перочинный лес

тут он и встал и вместе сел;

лягушки в воду звать того

и кто ж ответит не готов
я Минин говорю им вон
<…>
закон часов я знаю вновь;

одна неметчина ее картуз

а Боже мой какой в плечах-то зуд[810].

Как мы видим, Введенский уже в этот ранний период своего творчества постепенно отходит от чистой зауми, ориентируясь на исследование фонетических соединений относительно семантики. Заодно он начинает разрабатывать новые типы взаимоотношений между словами в стремлении открыть иные, (а)логические смыслы. Все это приведет его в 1927 году к вопросу о (не)понимании, которому он окончательно посвятит себя в рамках триады Бог-Смерть-Время. Использование зауми в более позднем творчестве Введенского фактически не встречается, если не считать пение матери в «Елке у Ивановых» (1938), которое из более или менее осмысленных слов превращается в звучание непонятных гласных и согласных: «Пузырева мать (поет): А о у е и я / Б Г Р Т (не в силах продолжать пение плачет)»[811]. Однако эта поздняя заумь у Введенского, возможно, возникла под впечатлением от встречи в 1936 году с Алексеем Крученых[812], первым заумником, назвавшим лилию «еуы» и написавшим стихотворение на вселенском языке – из одних гласных: «о е а / и е е и / а е е ѣ»[813]. И согласные «БГРТ» также имитируют вызывающий эксперимент Крученых, который, заверяя в 1916 году (в книжке «Тайные пороки академиков») в самобытности футуристов («поем как можем только мы смелые и задорные»), приводит собственные строки «Плясовой»: «трбрк / брктр / кр»[814].

До личного знакомства с Крученых Введенский, конечно, был знаком с его творчеством благодаря, между прочим, сотрудничеству с Игорем Терентьевым, одним из ближайших друзей Буки русской литературы периода «41°». Однако уже в первых стихотворениях Введенского 1920 года, написанных еще до знакомства с Терентьевым, можно обнаружить характерные для футуристической поэтики требования, такие как работа над фонической стороной слова, использование любого ритма-движения в стихах, поэтическое осмысление новых тем (геометризации пространства, космического времени, человеческого постижения небес, а также ненужности, бессмысленности, ничтожности, о которых говорилось в альманахе «Садок судей 2» 1913 года):

А каменные солдаты,
мечтающие о хлебе,
проваливаются в квадраты,
просверленные в небе («Отрывок из поэмы»);

Сонно звенят недели

вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звезды злые старухи
качают дней колыбель («И в моем теплом теле»)[815].

Еще более наглядны следы футуристического письма (помимо присутствующего символистского) в строках Введенского из цикла «Дивертисмент»: