Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Итак, отсутствие собственного, регулярно выходящего печатного органа сильно ограничивало возможность контактов с другими литературными объединениями, к которым стремилась Раиса Блох. После того как в октябре 1931 года «Руль» прекратил свое существование, стало возможным издание трех сборников Клуба – «Новоселье» в издательстве «Петрополис» (1931), «Роща» (1932) и «Невод» (1933) в издательстве «Слово». Однако Набоков, сыгравший столь значительную роль в деятельности объединения, предпочел в этих сборниках не появляться, хотя два из них выходили в том же издательстве «Слово», которое когда-то было связано с началом его литературного успеха[1074]. После 1935 года, вследствие перемен на книжном рынке в Германии и политического положения эмиграции, И. В. Гессен был вынужден отказаться от этого издательства: «…а затем было ликвидировано и „Слово“, которое в последние годы влачило полумертвое прозябание, выпуская одну-две книги в год (Алданова и Сирина)»[1075]. Таким образом «Слово» перешло к одному из основателей «Петрополиса» А. С. Кагану, который содействовал изданию всех авторских сборников Блох, а позднее, в 1938 году, сотрудничал с Набоковым. По поздним воспоминаниям Кагана, «после бурного расцвета русского издательского дела в двадцатых годах постепенно нарастал кризис, и одно издательство за другим прекращало свое существование. Моя издательская деятельность в Германии не прекращалась вплоть до моего отъезда летом 1938 года. В мои руки начали переходить одно издательство за другим. Самым важным приобретением было издательство „Слово“, принадлежащее известной фирме Ульштейн»[1076].

После того как в судьбах всех участников Клуба приблизительно с середины 1933 года стали обозначаться неминуемые перемены, многие из них оказались в Париже.

Нам не известно, воспользовался ли Горлин во время своего путешествия в Париж в июле 1928 года теми «полномочиями», которыми его наделили участники «Клуба поэтов», искал ли он вообще встречи с теми, кого Юрий Иваск когда-то назвал «зеленолицые на Монпарнассе»[1077]. Во всяком случае, с Григорием Лозинским он тогда не познакомился, как выясняется из следующего фрагмента письма Раисы Блох: «Светит солнце, весна. Чувствую, что постарела, стала упрямой, обидчивой, и жизни радуюсь мало. Скоро пришлю Вам сборник поэтов и моего друга Мишу, который едет к родным в гости. Это мой очень большой друг. Он воспитан в уважении к Вам»[1078].

Однако от посещения Горлиным Парижа в 1928 году осталось поэтическое свидетельство, которое было опубликовано в русской оригинальной версии в 1930 году (газета «Руль») и в 1936 году (единственный русскоязычный сборник Горлина «Путешествия»), a также в немецком переложении в 1930 году (единственный немецкоязычный сборник «Märchen und Städte» [«Сказки и города»], лишь отчасти соответствующий русскому)[1079]. В этот город в его самом земном воплощении Горлину предстояло переехать через несколько лет, после победы национал-социалистов на выборах в Германии, оставив родителей в Берлине, и прожить здесь приблизительно девять лет – свои последние годы. Предстояло сменить язык, оказавшись в иной академической и литературной среде, решать вопросы материального обеспечения, связанные сначала с переселением и ограниченным заработком, потом – с необходимостью содержать семью. Но его стихотворение 1928 года – о другом городе.