Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Для Стругацких, как и для Шаламова (подробности о его письме см.: с. 290, 306, 309–310), «Посев» был лишь некой абстрактной «шарашкиной конторой», которая ко всему прочему действительно напечатала их роман, еще не изданный в России, «без ведома и согласия авторов». Гладилин в связи со своим письмом упоминает только трудности при его формулировании.

Иной взгляд на проблему был у Окуджавы. Он имел с этим издательством прямые контакты, которые до поры не афишировал. Об этом свидетельствуют некоторые мемуаристы[1492]. То есть для него за маркой издательства стояли живые люди, встречи, разговоры и договоренности с ними.

Итак, какие-то писатели подчинились требованию властей беспрекословно, сдав тем самым экзамен на лояльность. «Неподдающихся» исключили из писательского сообщества. Кто-то из исключенных оставался на родине отлученным от печатных страниц. Большинство других были выдавлены из страны: никто из фигурантов этой эпопеи не уезжал за границу добровольно и с радостью. Кто выиграл в этой схватке? Однозначно – советская власть, которая требовала от художника (и добивалась!) подчинения ее правилам. Таким образом новые желающие печататься за рубежом и жить согласно своим личным установкам ставились перед соответствующим – ограниченным – выбором.

Окуджава остался где-то посередине. Он, конечно, переживал, что в итоге подписал злополучное письмо. Но назвать его положение в этой игре проигрышным, на наш взгляд, тоже было бы неверным. Д. Быков, например, говоря об этом исходе, употребляет слово «паритет». По большому счету следует согласиться и с его выводом: «В ноябре 1972 года Окуджава выгородил себе право жить при них, но не с ними. Это максимум того, что можно было выжать из ситуации». Конечно, и позднее были наскоки, обвинения, но все они не шли ни в какое сравнение с тем острым полугодичным противостоянием.

Остается констатировать, что условное это право досталось поэту немалой ценой. И он за ценой не постоял.

Анатолий Кулагин (Коломна) ВИЗБОР И ПОЭЗИЯ НИКОЛАЯ ТИХОНОВА

Выявляя в своей книге «Бардовская песня глазами литературоведа» поэтический генезис Высоцкого, Н. А. Богомолов возводит его «к клану умеренных экспериментаторов, создателей поэзии одновременно и романтической, и очень жесткой по лексическому составу, по сниженно-безудержной экспрессии, по стремлению к расширению интонационной базы стиха»[1493]. К этому «клану» исследователь относит Сельвинского, Антокольского, Багрицкого, Кирсанова, ранних Луговского и Тихонова… Поддерживая этот перспективный ракурс, назовем имя другого барда поколения Высоцкого – барда, о котором нам точно известно, что Николай Тихонов был одним из его любимых (наряду с Леонидом Мартыновым и Александром Межировым) авторов. Это – Юрий Визбор.

Армейская переписка начинающего поэта с его будущей женой Адой Якушевой, относящаяся к 1955–1957 годам, содержит несколько доказательств тому. «Тихонов взял у гор суровую мужественность стиха, а не колхозно-чайную слащавость», – пишет он, демонстрируя неожиданную для выросшего в сталинской стране молодого человека трезвость относительно псевдооптимизма официального советского искусства. В другой раз он приводит в письме четверостишие из тихоновского стихотворения «Уедешь ты к оливковым…» Наконец, иронически замечает о себе: «Лучшее, что из меня получится, – лысоватый журналист, в юности любивший Тихонова…»[1494] Однокашник Визбора по МГПИ поэт Юрий Ряшенцев вспоминает, что Визбор любил книги Тихонова «Орда» и «Брага» – и из его свидетельства явствует даже, что эти книги сыграли важную роль в становлении личности будущего барда: «Он легко краснел, и помню случаи, когда он пасовал перед чужим напором и наглостью, что в его глазах совершенно не вязалось с героями… его любимых тихоновских циклов. И такого себя он терпеть не собирался»[1495].

Мы не знаем, довелось ли Визбору познакомиться и пообщаться со старшим поэтом, дожившим до 1979 года и занимавшим в советской литературной номенклатуре высокие посты (наверное, для рядового журналиста это осложняло саму возможность знакомства – а может быть, и мешало упоминать имя ставшего официозным поэтом Тихонова в выступлениях на публике, подобно тому как не упоминал Окуджава в числе своих любимых поэтов сильно повлиявшего на него в молодости, но ассоциировавшегося с советской идеологией Маяковского[1496]). Отметим, однако, что в 1968 году, в пятом номере журнала «Кругозор», где Визбор работал до 1970 года (и с которым продолжал сотрудничать и после перехода на телевидение)[1497], появилась звуковая страница, на которой Тихонов читал свои стихи. Возможно, эта публикация состоялась не без инициативы Визбора.