Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Эти строки – вариация на тему стихотворения Тихонова «Эльбрус с Бечасына», в которой «космогонические» мотивы звучали, но «детско-игрушечный» – нет. Приведем его текст полностью:

Намеченный смело
Над зыбью полей
Светящимся мелом
По аспидной мгле…
Вычерчивал мастер
Во весь небосклон
Его, как на части
Разбившийся сон.
Чертил он и правил
Снега, как рассказ,
И гору поставил
И вывел на нас.
И падал кусками
И сыпался мел,
Но гору на память
Он кончить сумел (278).

Созидающим горы «мастером» становится у Визбора альпинист. «Гора на память» – этот тихоновский мотив переходит и в песню Визбора, где он расширяется и обретает опять-таки «космогонический» характер:

Настанет день, растают горы за горами
                 (оценим эту игру слов. – А. К.

),Но мы тебя от этой участи спасем.
Настанет день, но ты не расстаешься с нами —
О наш Памир!
Как в рюкзаке, тебя в душе мы унесем.

То есть – память о горах сотрется, и они как бы исчезнут (их же поначалу не было, мы их сами сложили из «кубиков»!), но к Памиру это не относится.

Размер стихотворения Тихонова «Эльбрус с Бечасына» – двустопный амфибрахий – мог отозваться по закону той же ритмической памяти в песне Визбора «Поминки» (1965): «– Ну вот и поминки за нашим столом. / – Ты знаешь, приятель, давай о другом» (1, 150). Правда, амфибрахий у Визбора формально четырехстопный, но авторское исполнение с паузой-цезурой легко разбивает его, превращает в двустопный.

И еще в песне Визбора тихоновским стихотворением навеян, как нам думается, мотив сравнения гор со сном: «Действительно, горы. Как сказочный сон» (напомним текст Тихонова: «Его, как на части / Разбившийся сон»). Можно предположить, что сама тема гибели альпиниста (она и звучит в «Поминках», а также в песне 1974 года «Что ж ты нигде не живешь?..») ассоциировалась у Визбора с поэзией Тихонова. Перу старшего поэта принадлежит стихотворение «Он – альпинист и умирал в постели…», посвященное памяти Марка Аронсона. В нем звучит лирическое сожаление о том, что горновосходитель ушел из жизни не там, где ему это пристало, а дома – будто и не бывал на вершинах:

Он – альпинист и умирал в постели,
Шла тень горы у бреда на краю.
Зачем его не сбросили метели
Высот Хан-Тенгри в каменном бою… (284).

Но здесь преемственность не текстуальная, а тематическая[1510]. Зато есть у Визбора горная песня, в которой текстуальное «присутствие» Тихонова, причем сразу нескольких его произведений, ощутимо.

Это песня «Передо мною горы и река…», написанная на Памире в 1978 году. Прежде всего обратим внимание в ее тексте на мотив воображаемого появления в альплагере возлюбленной лирического героя:

Когда луна взойдет, свеча ночей,
Мне кажется, что ты идешь к палатке.
Я понимаю, ложь бывает сладкой.
Но засыпаю с ложью на плече (1, 315).

Такой мотив звучал в стихотворении Тихонова «Горы за Инсбруком»:

За какую тревогу мою,
За какое честнейшее лихо,
Я у самых небес на краю
Вас увидел, шагающей тихо (217).

«Сладкую ложь» из визборовской песни предвосхищает парадоксальное ощущение героя Тихонова: «Не могли вы явиться в горах, / Это точно, но это неверно». Неверно – потому что желание увидеть возлюбленную сильнее обстоятельств места и времени: «В этих к небу скользящих камнях / Я хотел вас увидеть – увидел!». Кстати, идущие вслед за процитированными выше строки песни Визбора: «Мне снится платье старое твое, / Которое люблю я больше новых» – своим как бы снижением (мнимым, конечно) образа героини через портретную деталь напоминает строки из другого стихотворения Тихонова, начинающегося так: «Я люблю тебя той – без прически, / Без румян – перед ночи концом…» (269).

Цитируем песню Визбора далее:

Отвесы гор, теченья белых рек
Заставят где-нибудь остановиться.
Я знаю – будет за меня молиться
Один – и очень добрый – человек.
Огней аэродромная строка
Закончит многоточьем это лето,
И в море домодедовского света
Впадёт разлука, будто бы река.