В принципе, autofiction можно рассматривать как один из оптимальных жанров для транснационального письма; примечательно, что автор этой концепции и сам был классическим представителем транснационализма, мучившимся «двойной ностальгией: повествователя, обращающегося к собственному детству, писателя, живущего в Нью-Йорке и говорящего по-английски, но пишущего по-французски для Франции»[146]
. Как уже говорилось, многие из тех, кого относят к авторам автофикциональных произведений, были представителями транснационального модернизма. Что касается русских авторов, то пока в числе тех, чьи работы близки к autofiction в силу своего промежуточного положения между биографией и художественной литературой, назван был только Сергей Шаршун[147]. Его фрагментарные, интроспективные прозаические произведения, в том числе «Долголиков» (1930), «Путь правый» (1934), «Подать» (1938) и «Заячье сердце» (1937), являются автономными частями пространного замысла, который автор называл «солипсической эпопеей» «Герой интереснее романа». Произведения Шаршуна, как правило, имеют подзаголовки: роман, поэма, лирическая повесть и т. д. Тем самым автор с самого начала заявляет об их жанровой амбивалентности, подчеркивая это ярко выраженным, зачастую оксюморонным столкновением лирического и эпического начал. Современников озадачивал фрагментарный, на первый взгляд наивный стиль Шаршуна, особенностью которого было отсутствие всяких попыток рассказать историю невроза, которым страдает герой, в более традиционной литературной форме[148]. Хотя Шаршун предпочитал писать в третьем лице и выбирал для своих героев «говорящие» фамилии – Долголиков, Самоедов, Скудин, Берлогин, – в его произведениях отчетливо просматриваются биографические параллели. Его типичный герой, которого Темира Пахмусс описывает как «художника-писателя модернистского направления… alter ego автора»[149], – это одинокий, не имеющий навыков общения, не приспособленный к жизни интроверт (на грани с солипсистом), полунищий русский художник-эмигрант, который часто бывает в монпарнасских кафе, страдает от бесконечных комплексов, не присоединяется ни к каким группам и пытается спрятаться в «коконе» интроспекции, непрерывно генерируя внутренний нарратив. По сути, персонаж этот является близким родственником героя Сержа Дубровского, не заслуживающим собственной автобиографии и обреченным выражать свои не совсем внятные внутренние переживания посредством autofiction.