Русский Монпарнас. Парижская проза 1920–1930-х годов в контексте транснационального модернизма

Самой язвительной сатирой на индустрию кино во французской литературе стал роман Морана «Милая Франция». Этот roman à thèse (дидактический роман), отражающий горькое разочарование автора собственной карьерой в кинематографе[420], представляет собой гротескное повествование о производстве фильма на так называемой киностудии «Эфирфильм», созданной нечистоплотными дельцами с сильным иностранным акцентом и нелепыми, подчеркнуто нефранцузскими именами и фамилиями (Калитрих, Саша Сашер, Якоби и Перикл Герметикос). Еврея Макса Крона приглашают в режиссеры, приняв по ошибке за его знаменитого тезку-немца; после разоблачения он сбегает, прихватив бобины с отснятыми фрагментами фильма «Милая Франция». Ему удается продать фильм некой американской кинокомпании, даже не демонстрируя его; он с триумфом возвращается в Париж, шантажирует бывших работодателей и становится директором «Эфирфильма». Эта хитроумная интрига становится у Морана иронической метафорой всей французской экономики, которая, по его мнению, ослаблена нелегальной финансовой деятельностью евреев иностранного происхождения. В этой виртуальной реальности место подлинных бюджетов занимают чеки без обеспечения; продюсеры и сценаристы ставят фильм по «Песни о Роланде», даже не прочитав поэмы; речь их является пародией на французский язык, а режиссером становится самозванец, не имеющий никакого опыта работы в кино (Моран дает одной из глав ироническое название «Лжедмитрий»). Конечный продукт этой сложной аферы, поглотившей астрономический, пусть и несуществующий в реальности бюджет, – не отснятый фильм, а рекламные ролики, масштабные продажи международных прав и тост «За нашу милую Францию» – бокал с шампанским поднимает новый президент студии «Эфирфильм», беглый немецкий еврей, мошенник. В общую картину вписывается и то, что премьера «Милой Франции» происходит в огромном кинотеатре «Кинотриумф», который наскоро возводят рядом с Триумфальной аркой из материалов, столь же мнимых, как и все остальное, – это хрупкая постройка из папье-маше, облицованная мрамором толщиной в миллиметр.

В романе воспроизведены расистские клише предвоенного десятилетия. Чтобы сделать критику иностранцев-«паразитов» еще острее, Моран показывает читателю киностудию «Эфирфильм» глазами одного из немногих подлинных французов среди персонажей романа, единственного честного спонсора фильма, провинциального нотариуса месье Тардифа. Его фамилия («Запоздавший» по-французски) намекает на старомодность его традиционных французских ценностей, таких как порядочность в делах и «священные» часы обеда и ужина. Что касается новых «властителей нашего времени», они так же неуловимы, как и директора «Эфирфильма»: «Невидимые… особенно для налоговых инспекторов, укрывшиеся во французской жизни, как личинки в огромном растении, эти эфемерные контрабандисты знают, как сокращаться, подобно клеточной мембране, как втягиваться внутрь…»[421] Наблюдая «нервическое возбуждение», которое царит на «Эфирфильме», месье Тардиф сравнивает его сотрудников, привыкших «проглатывать банан во время телефонного разговора», с кочевниками, которые наскоро насыщаются, не распрягая своих скакунов[422]. Захватив Францию, эти «кочевники» внесли в жизнь страны «новое измерение», лишенное «глубины», а всякое деловое предприятие превращают в «Вавилонскую башню, которая никогда не будет достроена»[423]. За ксенофобскую тональность «Милой Франции» Моран был подвергнут суровой критике. Однако, как отметил Коломб, если заглянуть за гротескный фасад, роман предстает в ином свете, являясь «ярким описанием повадок кинопродюсеров и атмосферы киностудий на заре звукового кино. Между строк можно прочитать, как автор клеймит индустриализацию культуры»[424].

В русскоязычной эмигрантской прозе искусство кино, правда с более тонкой нюансировкой, тематизируется в романе Ирины Одоевцевой «Зеркало» (1939). Это один из самых «французских» текстов писательницы, явственно ориентированный на литературные приемы ар-деко. Хотя героиня Одоевцевой Люка – молодая русская парижанка, в этом романе писательница отказывается от центральной темы своего творчества – горестной судьбы изгнанников, – а вместо этого сосредоточивается на основных тенденциях индустрии развлечений. Для Одоевцевой кино является квинтэссенцией современности[425], этот взгляд отражен в поэтике романа, особенно в использовании «титровых» фраз, стремительном темпе, эллиптическом стиле, употреблении глаголов в настоящем времени (этот прием отметил в своей рецензии Газданов[426]) и в подчеркнуто мелодраматических жестах, заменяющих проникновение в психологию персонажей. Как и в «Милой Франции», основной топос романа – киностудия, съемочная площадка, однако Одоевцева описывает его в принципиально ином ракурсе.