Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Планировавшееся на четыре года путешествие в итоге растянулось на пять лет. Ковалевский и Попов вернулись в Казань в начале 1833 г., их немедленно вызвали в Санкт-Петербург для беседы в Академию наук. Исаак Шмидт был весьма поражен познаниями студентов в монгольском языке. На основании его крайне благоприятного доклада министру просвещения Уварову Ковалевский был назначен главой новоучрежденного монгольского отделения, третьего на факультете Восточной словесности Казанского университета, Попов получил место преподавателя монгольского языка в Первой казанской гимназии.

Эксперимент Лобачевского завершился безусловным успехом. В последующие годы университет послал нескольких лучших выпускников в азиатские страны для завершения обучения и возвращения преподавателями на развивающийся факультет Казанского университета. Среди этих счастливчиков было несколько будущих выдающихся востоковедов XIX в., в том числе тюркологи Илья Березин и Николай Ильминский, а также китаист Василий Васильев493.

Наиболее срочной задачей в качестве первого преподавателя монгольской словесности в Казанском университете Ковалевский видел создание качественных учебных пособий. Если коллеги, занимавшиеся турецким, арабским или персидским языками, могли опираться на работы западных ориенталистов, то новая область знаний представляла собой лингвистическую целину. Через два года после начала работы на кафедре он публикует грамматику монгольского языка, в 1837 г. завершает двухтомную монгольскую хрестоматию, которая принесла ему первую Демидовскую премию и повышение до статуса полного профессора.

Вершиной достижений Ковалевского стал монгольско-русско-французский словарь. По совету отца Иакинфа, с которым он подружился в Иркутске, Ковалевский начал собирать монгольские слова и выражения еще во время пребывания в Сибири. Вернувшись в европейскую часть России, он представил Академии наук словарь, содержащий 40 тыс. слов и ставший основой для последующей работы. Опубликованный в 1844–1849 гг. трехтомный словарь и сегодня остается актуальным справочным инструментом494. Ковалевский разумно согласился с настойчивыми просьбами выдающегося французского синолога Станисласа Жюльена и сделал свой словарь трехъязычным, принеся немалую пользу западным ученым. Помимо получения второй Демидовской премии, этот труд помог Ковалевскому убедить Академию наук, и она избрала его своим действительным членом в 1847 г. Однако звание академика предполагало переезд в Санкт-Петербург, а Николай I, по всей видимости, был еще не готов снять ограничения с политически неблагонадежного поляка, поэтому он заблокировал это решение495.

Возможно, та же самая подозрительность Николая стала причиной, удержавшей Ковалевского в Казани, когда все его коллеги переехали в столицу после завершения востоковедческой учебной программы в Казанском университете в 1854 г. Тем не менее власти признали его высокие заслуги, назначив в том же году ректором университета. Ковалевский сохранял этот пост в течение пяти лет, пока не был уволен после волны студенческих беспорядков – регулярное несчастье для руководства университетов в бурные десятилетия, предшествовавшие революции 1917 г. Два года спустя, в 1862 г., Ковалевскому удалось добиться назначения на должность профессора общей истории и декана историко-филологического факультета в Варшавской Главной школе (с 1869 г. университет).

Но политические неурядицы преследовали Ковалевского. Через год после его переезда в Варшаву поляки второй раз в том веке восстали против русских хозяев. Ковалевский держался в стороне от восставших, что не уберегло его. В сентябре 1863 г. кто-то бросил несколько бомб в царского наместника из квартиры, находившейся в доме, где жил Ковалевский. В ответ солдаты разгромили все здание, в том числе и библиотеку профессора. Среди ценных рукописей, погибших в пожаре, были неопубликованные труды предыдущих десятилетий, включая многотомные работы по истории Азии и монгольской литературы, труды по буддизму, биографии тибетских далай-лам, не говоря уже о шести томах дневников его азиатского путешествия. Эта катастрофа, по сути, положила конец научной деятельности Ковалевского. За исключением плана лекций по истории, которые он читал в Варшаве, он до конца жизни больше не опубликовал ни одной работы496.