Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Взгляды Ковалевского во многом совпадали со взглядами его казанского коллеги Мирзы Казем-Бека. Он твердо верил в прогресс и в значимость образования, никогда не сомневался в том, что жители Азии по своему культурному потенциалу не уступают европейцам и при правильных условиях могут быть им равны. Ведь в конце концов «стихии мышления везде одно и тоже, а внутреннее единство человечества гораздо теснее связывает между собою народы, чем внешние их движения»497. По мнению Ковалевского, ни одна цивилизация, какой бы экзотичной или древней она не казалась, не была «неисторичной». Они могут находиться на разных участках пути, но все народы следуют по одному маршруту в направлении просвещенной модерности. «Восточная Азия по многим [сторонам] мало известная страна, – рассуждал он. – Между тем как взгляд на оную представляет нам ход человечества медленно, но теми же путям подвигающегося в успехах, что и в других частях мира». Он жестко возражал тем, кто считал Восток и Запад антиподами, подчеркивая, что и те и другие подчиняются «[законам] всеобщей историей нами называемой»498.

Ключевой точкой спора являлся Китай. К концу XVIII в. многие европейцы пришли к убеждению, что Срединное царство – коррумпированное, прогнившее, не способное на исправление государство. В книге «Идеи к истории философии человечества», написанной в 1780-е гг., И.-Г. Гердер назвал Китай «забальзамированной мумией, расписанной иероглифами и завернутой в шелка». Даже предположение, что этот застывший восточный реликт может вступить в современную эпоху, казалась Гердеру в высшей степени смешным. «Они никогда не смогут стать греками или римлянами, – объявил он. – Китайцами они были, и всегда ими останутся»499. Ковалевский был с этим не согласен. Он резко возражал против определения, данного Гердером Китаю: «Китай – враг новости и прилеплен к старым формам»500. Это не означало, что Ковалевский идеализировал Срединное Царство. В отличие от Вольтера, он лично путешествовал по азиатской империи и воочию наблюдал жестокость, коррупцию и огромное неравенство среди населения эпохи династии Цин. По словам ученого: «Древнейшая и многолюднейшая империя, исстари образованная, не подвигается вперед. Все окружающее в упадке». Однако, он полагал, что это состояние обветшалости в большей мере результат недостатков правителей, чем врожденная неспособность Востока к прогрессу. «И разве сильное потрясение политическое, – заключал он, – может дать новое направление Китаю»501.

Наиболее ясное представление об идеях Ковалевского в отношении Востока и Запада можно получить из его инаугурационной профессорской речи 1837 г. «О знакомстве европейцев с Азией»502. Проследив контакты между двумя континентами с начала времен, Осип Михайлович отметил, что самые первые встречи характеризовались взаимным невежеством и насилием: «Как еврей словом “гой”, мусульмане “гяур”, греки “варваром” назвали всякого иноземца, так китайцы в свою очередь запятнали страницы своих хроник унизительными именами для своих соседей». Подобная враждебность подкреплялась периодическими военными столкновениями. «Европа неоднократно уже встревожена была нашествием азиатских народов», – отмечал Ковалевский и тут же добавлял, что и Запад как минимум дважды совершал набеги на Восток – при Александре Македонском и в эпоху крестовых походов.

Даже эти столкновения, а также стоит помнить о более мирном взаимодействии двух континентов через торговцев и путешественников, не были исключительно разрушительными, так как «произвели богатый последствиями переворот, принесли с собой новые идеи». Войны в том числе способствовали обмену знаниями и открытиями между Востоком и Западом. Как и Казем-Бек, лучшим примером этого явления Ковалевский считал феномен крестовых походов: «Было время, когда высокомерный европеец взирал на Азию как на убежище праздности и неги, почитал ее обиталищем дикого варварства, страною безмерной роскоши и раболепства… Вспомните, как бесчисленные толпы христиан, под знаменем веры, устремились некогда на берега Малой Азии, чтобы истребить заклятых противников… но, к крайнему удивлению и стыду, они нашли там просвещение и образ жизни… Не говоря о взаимной пользе, какая проистекла от столь сильного столкновения запада с востоком, я повторяю только слова нашего ученого и красноречивого вельможи писателя, что под Иерусалимом, пред гробом Спасителя, положен был наконец (без ведома строителей и конечно против их воли) первый камень будущего политического здания Европы. Рыцари креста… в замену стольких бед принесли в Европу новую искру свободы и просвещения».