вится с завистью, в пылу самозабвения к нему на шею ки-
нется" (д.^ТГсц^р. Также — в завязке, в неясных словах Арбе-
нина: „брЯГлет довольно мил, и где то я видал такой же, по-
годите... да нет, не может быть!., забыл". В целях наиболь-
шего заинтриговывания Лермонтов вводит сложную завязку,
постепенно складывающуюся из нескольких частей. В момент
напряжения внимания занавес опускается, и мелькнувшее не-
понятное подозрение объясняется лишь в середине следующей
сцены, то есть после довольно значительного перерыва. То же
действие оказывают два замысла мести Арбенина с перерывом
в виде эпизодического появления баронессы, которое может
быть отнесено к приемам внешнего заинтриговывания
(„дама под вуалью"—традиционная фигура, как и „l'inconnu",
знакомая хорошо Гюго).
Прием з а м е д л е н и я употребляется в моменты наибо-
лее драматические для возбуждения нетерпения зрителя.
Чрезвычайно ярким примером является сцена мести за кар-
точным столом: Арбенин во время игры рассказывает специ-
ально для князя историю „некоего обманутого мужа". Нетер-
пение князя и игроков возрастает. Арбенин же намеренно за-
медляет конец: „Ну, а там стрелялись?..—Нет... - рубились?..—
Нет, нет... — Так помирились? — О, нет!.. Так что же сделал
он?.." Наростающее нетерпение параллельно все наростаю-
щему замедлению. То же в д. III, сц. 1: Арбенин решил отра-
вить Нину. Разговор гостей, ее пение являются замедляющим
моментом перед следующим трагическим, когда подают моро-
женное.
Это стремление заинтриговать зрителя, привлечь его
к отгадыванию, мы найдем в любой пьесе романтического ре-
пертуара. Так, у Мюльнера сначала также дается ско-
пление загадочных моментов: тайна рождения Гуго, таин-
ственное убийство мужа Эльвиры, мрачность Гуго. Зритель
постепенно вместе с героиней открывает в нем убийцу,—^з его
поведения, из ряда намеков, заключенных в его словах: „кто
изобретет искусство велеть былому: сновз будь, а настоящему —
исчезни и обратись в ничто" (I д.). Когда Валерос, отец уби-
того, рассказывает о кончине сына, Гуго падает в обморок и т. д.
В драме Беклемишева, как и у Лермонтова, в I акте действия
даны раньше мотивировок, отчего они приобретают загадочный
характер. Сордель, встретившись случайно на балу с братом,
просит не называть его более именем Жоржа Трелана. „Это
тайна ужасная! Завтра ты узнаешь все". Раскрытие ее вместе
с окончательной завязкой, которая раздроблена, как и у Л.,
дается только во II акте. В драме Строева загадочно исчезно-
вение кольца у Фанни, ее смущение. Зритель поставлен в за-