Русский романтизм

с истинного пути, — пропало человечество от огненных объ-

ятий солнца" (26 гл.).

4) Часто прибегает он к и г р е слов: „Красные девушки

в Подолии... да красны, но не прекрасны, все в цветах, бед-

ные цветы", или 5) к с л о в о п р о и з в о д с т в у : „Пусть мое

сердце холодно, как лед. Может быть полярный лед тверд,

как кремень и удар куска об кусок произвел бы искры... искры

любви. Что может быть лучше любви и с к р е н н е й " (183 гл.).

6) Создавая комическое слуховое восприятие, он прибегает

к з в у к о п о д р а ж а н и ю : „Абуб есть то же, что Амбубайя,

дуда, бывшая в употреблении у Латин, по Талмуду Абуб есть

дудочка", а по мнению всех прочих, Абуб есть тросточка, от

которой барабан издавал тоны приятнее"2) (45 гл.).

Слог Вельтмана чрезвычайно капризен и пестр. Чаще

всего фраза его коротка и эмоциональна. Восклицания, во-

просы, обращения чередуются в бесконечных перебоях. Цитаты,

афоризмы, ссылки на „великих мужей" нанизываются по совер-

шенно случайным ассоциациям. Иногда же он переходит к пе-

риодической речи, явно забавляясь ее размерами и играя сло-

Этот прием особенно любили старые мастера гротеска, напр. Ф. Рабле,

об этом у Н. S c h n e e g a n s : „Geschichte der Grotesken Satire". II ч., гл. 3. 2) Прием, также чрезвычайно характерный для стиля Рабле.

1361

вами. „По границе бывшей Турецкой Империи, или все равно,

по бывшей границе Турецкой Империи. Перестановка слов

ничего не значит" (91 гл.). 2) Также случайны и немотивированы

с к а ч к и от п р о з ы к с т и х у и обратно. Все эти стилисти-

ческие приемы преднамеренны, что он сам подчеркивает: „как

неприятно видеть почтенного автора, который унижается, стара-

ясь сделаться писателем звучным, сокращает искусство свое для

достоинства и благовидности выражений, трудолюбиво подчиняет

мысли словам, избегает стечения гласных, с детскою прину-

жденностью округляет периоды и уравнивает члены выраже-

ниями ничтожными и неуместными красоты" (19 гл.). Разру-

шение всех этих традиций и является, как мы видели, его

задачей. Сказавши в одном месте, что „в руках писателя все

слова, все идеи, все умствования подобны разноцветным камуш-

кам калейдоскопа (26 гл.), он и осуществил это в композиции

и в стиле „Странника", которого сам справедливо назвал

своей „энциклопедией".

Но при внимательном чтении всетаки удается установить

основной центр, к которому все устремляется — это тема

любви. Тема путешествия, включающая описания городов,

местностей разорвана и уничтожена. Главным в книге становится,

в конце концов, описание кишиневских дев, встреч с ними,