Русский романтизм

185о; С т е п а н о в А. II., -„Постоялый двор", 4 т., СПБ. 1835; Тимо-

ф е е в А, „Опыты" 3 т., СПБ 1837; Ш а хо в а Е. Н., Собр. соч. в сти-

хах, СПБ 1911 г. а также сочинения Гоголя, З а г о с к и н а , Лажечни-

кова, Л е р м о н т о в а и др. Цифры подле цитат и обозначают ссылки

на вышеперечисленные издания. Цитаты из Гоголя и других, имеющихся

в ряде новых перепечаток писателей, оставлены без указания страниц, дабы

не пестрить цифрами и без того изобильного, ими текста.

!) Шахова Е. Н. Собр. соч. в стихах, СПБ. 1911.

1361

слушался" красавицей, „хотя она не говорила ни слова"

(т. III. стр. 79). Действие красоты сравнивают с электриче-

ским ударом (Жукова, 83). Силу ее притяжения уподобляют

магниту. „Красота странно действует на человека: это маг-

н и т н а я сила, но в грубом и колоссальном виде; „увидать

пышную красавицу для меня все равно, что ступить на маг-

нитную скалу" (Кукольник, „Заклад", т. III стр. 258). Глаза

героини „Тамани" Лермонтова, казалось, были одарены ка-

кою то „магнетическою властью" (стр. 52). Иногда красота

обладает „магической силой, заставляющей героя утопать

в „потоке блаженства" (Кудрявцев, „Недоумение", т. I, 138).

Итак, красота — божественная сила и понятие это Легло

в основу определенного эстетического канона женской на-

ружности. Красавица — воплощение божественного начала>>

а соответственно этому и ее внешность должна быть

небесной, ангельской; ее „красота неземная" (Калашников,

12), у нее „облик ангела", „лицо божественное" (Греч,

„Черная женщина", ст. 249), которое дышет „небесной гар-

монией" (Лермонтов, „Вадим"). О ней говорят, как о „воз-

душной, полубогине Пери" (Марлинский, „Роман в семи пись-

мах", стр. 117), о „гостье из другого мира" (Кукольник,

„М. С. Березовский", стр. 392) или о „духе небесном" (Поле-

вой, „Аббадонна", стр. 25). Она „видение" (Вельтман, „Прикл.

почерпнутые из моря житейского", стр. 172), а не дева земная"

(Кукольник, т. 2, стр. 331). Красавица появляется, как „из

воды наяда" (Вельтман, ч. II стр. 59), как „тень, как призрак,

херувим" (Шахова, „Изгнанник", 127), как „дух высоких

сфер" (Сенковский, „Зап. домового", т. III, 233), или она

фантастична, как „настоящая русалка" (Лермонтов, „Герой

наш. времени"). Постоянно подчеркивается эфемерность этого

неземного существа: ее прелести „воздушны", (Жукова, „Суд

сердца", стр. 8), и она сама „воздушна, как мечта" (Шахова,

„Перст божий" стр. 48); она кажется „воздушным существом,

спорхнувшим нехотя на землю" (Ган, „Медальон", стр. 220).

Тело женщин „будто свяно из прозрачных облаков, и будто