1) В. В. С и п о в с'к и й, „Пушкин и его современники", вып. 22 — 24,
стр. 277.
настроениях Ленского он видел лишь темноту и вялость, а
романтизма „нимало". С нашей точки зрения нынешней Пуш-
кин в своей беглой заметке указал единственно верный путь
к пресловутому определению романтизма. Речь ведь идет
о литературном направлении, о стиле. Сущность романтизма
искали в увлечении стариной и народностью, в беспокойных
стремлениях и неприятии мира, в культе гениев и сильных
натур, в отсутствии „правил" и т. д. Ее прежде всего нужно
было бы искать в самом стиле. В этом именно направлении
после В е с е л о в с к о г о , гр. Д е л а - Б а р т а и других и идут
современные исследователи. Занимаясь сравнительно-стилисти-
ческим анализом некоторых произведений В. Брюсова и Пуш-
кина, один из них дает такую характеристику классического
и романтического стиля: „для классического стиля характерна
сознательность и разумность в выборе и употреблении слов—
вещественно-логический принцип словосочетания. Соединение
слов всегда единственное, индивидуальное, неповторяемое
в таком сочетании; связь между эпитетом и его предметом
синтетическая, так что эпитет вносит существенно новую
художественную черту в определение предмета. Синтаксиче-
ское построение является строгим, логическим расчлененным
и гармоничным. Композиционное целое распадается на ясные
и легко обозримые части. В общем, элемент смысла, вещест-
венного значения слов управляет сложением поэтического
произведения. Внешние, наиболее заметные признаки такого
стиля отмечались не раз: стремление слова стать точным
понятием, метонимические обобщения и перифраза, обилие
сентенций в эпиграмматически законченной форме, за-
остренных в форме логической антитезы, распределенной
в ритмически параллельных стихах, связанных между собою
парной рифмой. В противоположность этому, для романтиче-
ского стиля характерно преобладание стихии эмоциональной
и напевной, желание воздействовать на слушателя скорее
звуком, чем смыслом слов, вызвать „настроение", т. е. смутные;
точнее неопределимые лирические переживания в эмоционально
взволнованной душе воспринимающего. Логический или ве-
щественный смысл слов может быть затемнен; слова лишь
намекают на некоторое общее и неопределенное значение;
целая группа слов имеет одинаковый смысл, определяемый
общей эмоциальной окраской всего выражения..* Эмоциональ-
ный синтаксис характеризируется лирическими восклицаниями,
вопросами и многоточиями. Основной художественный прин-
цип это — повторение отдельных звуков и слов или целых
стихов, создающее впечатление эмоционального нагнетания,
лирического сгущения впечатления. Параллелизм и повторение
простейших синтаксических единиц определяют собой постро-
ение синтаксического целого. Общая композиция художе-
ственного произведения всегда окрашена лирически и обнару-
живает эмоциональное участие автора в изображаемом им
повествовании и действии" 1).
Приношу извинение читателю за столь длинную цитату,
но это одна из лучших характеристик романтического стиля,
какой мы располагаем, а вместе с тем сколько спорного
заключается и в ней. Неточность ее обобщений объясняется,
между прочим, основным положением книги, отожествляющей
романтизм XVIII — XIX в. в. с символизмом конца XIX века
и считающей русских символистов „типичными представите-
лями романтической поэтики". Это положение представляется
мне сомнительным, но к нему я вернусь ниже. Пока отметим,
что. например, повторение, которое считается в цитате
основным художественным принципом романтического стиля—
характерно, во первых, далеко не для всех романтиков, а во
вторых, что оно наблюдается ведь в лирической и лиро-эпи-
ческой поэзии всякий раз, как в ней сказывается влияние
устного творчества народной песни; повторения мы найдем
в изобилии у Гете, у Шиллера, которых к типичным роман-
тикам мы не причислим; мы найдем их у Кольцова, Никитина,
Некрасова и других стилизаторов народной песни, наконец,
в самой этой песне, которую едва ли мы отнесем к про-
дуктам романтического .стиля. Другое возражение приходится
сделать относительно „полноты смысла слова". Если автор
здесь прав в части утверждения, касающейся логического
смысла, то едва ли можно с ним согласиться там, где он
говорит о вещественном смысле. Между прочим, именно при-
страстие к метонимическим обобщениям, к перифразам и уво-
дило классиков в сторону от вещественного смысла. Он не
нужен был для разрешения художественно-идеологической
задачи классического стиля в литературе: передавать посто-
янную, непреходящую „идеальную" суть видимых вещей,
обобщать разрозненные временем и местом явления. В наклон-
ности к перифразам, с одной стороны, крылась для класси-
цизма опасность сбиться с пути к слову — как точному понятию
в словесную темноту и путаницу; здесь то классицизм и
нашел для себя гибель, подобно тому, как позже романтизм
нашел ее в гипертрофированном метафоризме (вспомним
В. Гюго в его последних стихотворных сборниках и под.).
Вызывают недоумения также, например, слова об эпитете,