Русский серебряный век: запоздавший ренессанс

Феофилактов начинал свою работу в «Мире искусства», его виньетки появляются в последних выпусках журнала (№ 9–10 за 1904). Но затем он становится главным художником журнала «Весы» и издательства «Скорпион» – органа московских символистов. Он оформлял и иллюстрировал книги А. Белого, В. Брюсова, М. Кузьмина. В графических рисунках Феофилактова тех лет часто появляется образ Бёрдсли, как это видно, например, в его «Посвящении Обри Бёрдсли», где портрет английского художника изображается на фоне сюжетов и образов его рисунков. Это была дань памяти художника, которого Феофилактов почитал и у которого он учился.

Как и Бёрдсли, Феофилактов использует в своих работах выразительность контурной линии, игру света и тени, причем он применяет не только сплошную линию, как это было принято художниками «Мира искусства», но и пунктирную линию, создавая таким образом многомерность пространства. Как отмечает М. Киселев, «Феофилактов часто делает пунктирную линию определяющим элементом графического изображения. И благодаря этому оно наполняется воздухом, как бы смягчающим изолированность контура, создается ощущение пространственности, нескольких планов при сохранении плоскости бумажного листа. Именно так построено «Посвящение Обри Бёрдсли» (1905), где первый план с портретом художника дан контурной линией, а многие фигуры, представляющие мир его образов, при помощи пунктира как бы находятся сзади»[165]. Как и Бёрдсли, Феофилактов использует в своих работах и эротические темы и сюжеты, хотя его эротизм лишен того сарказма и гротеска, которые были свойственны английскому мастеру. На примере Феофилактова мы видим, что русские художники начала века широко использовали опыт английского искусства, творчески его переосмысливая и перерабатывая на русской почве.

В 1909 году восторженную статью о Бёрдсли написал Сергей Маковский, который отмечал связь Бёрдсли с прерафаэлитами. Он считал, что исходным пунктом его творчества был Россетти и Берн-Джонс. «Бёрдсли многое заимствовал у гениального вдохновителя прерафаэлизма. Интересно притом, что его заимствования совершенно полярны заимствованиям другого ближайшего преемника Россетти Берн-Джонса. Берн-Джонс и Бёрдсли – два пути, расходящиеся от одного начала. Положительный и отрицательный полюсы англосаксонского эстетизма. Ормузд и Ариман той ителлектуально-чувственной мистики, которая выявляет дух расы в искусстве англичан. Ибо это дух – дух Сатурна и Венеры, пафос мысли и чувственный пафос, и в этом соединении, как во всем, – две глубины: верхняя и нижняя. В творчестве Россетти они соприкасаются»[166].

Таким образом, русская художественная критика активно пыталась защитить художественное наследие Бёрдсли от консервативной критики, показать его связь с английской художественной традицией и его вклад в мировое искусство.

Как мы видим, художники и деятели «Мира искусства» пристально изучали зарубежный художественный опыт. Их отношение к английским прерафаэлитам свидетельствует о плодотворности того диалога, который происходил в начале века между английским и русским искусством.

Художники «Мира искусства»

«Мир искусства» был не только журналом, но и творческим объединением группы художников, которые объединялись общей эстетической программой, выдвинутой Сергеем Дягилевым. Не случайно, что эти художники продолжали сотрудничать с Дягилевым и после того, как журнал закрылся, а его редактор превратился в антрепренера и организатора «Русских сезонов» за рубежом. К числу этих художников относились Александр Бенуа, Константин Сомов, Михаил Нестеров, Добужинский, Лансере, Васнецов, Билибин, Остроумова-Лебедева, Рерих и др.