Русский смысл

Варлам Шаламов как-то заметил, что от мужика до Канта большее расстояние, чем от мужика до лошади, что недавно с полным согласием процитировал либеральнейший Виктор Шендерович. Я, кстати, не согласен с троцкистом Шаламовым, потому что и у мужика, и у Канта есть бессмертная душа, а у лошади её нет. Так что от мужика до Канта всё же неизмеримо ближе, чем до лошади. Но я согласен с тем, что мужик и Кант принадлежат к разным человеческим породам. Мужик ни когда не станет философом, а Кант ни когда не станет пахарем. Я вот только не понимаю, как либералы, вроде Шендеровича, согласуют эти свои представления с требованием социального равноправия.

Питирим Сорокин в истории общества так же выделяет три фундаментальных типа. Идеационное общество представляет собой социальную структуру, ориентированную на запредельность и духовность, устремлениую к далеким горизонтам, великим идеям и проектам. Сенсуальное (чувственное) общество основано исключительно на материальных ценностях. Идеалистическим является общество, балансирующее между трансцендентным и материальным и ориентированное на эстетический идеал красоты.

Рискну заметить, что это не три разных типа общества, а три разных страты внутри любого общества, и разница между обществами в том, какая из этих страт доминирует, какая выражает идеалы и смыслы для всего общества. И терминология Сорокина (идеационное, сенсуальное, идеалистическое) не представляется мне удачной. Не понятно, зачем было городить этот огород, когда о том же самом в гораздо более внятных и точных терминах уже давно сказали гностики.

Интересно, однако, то, что и в XX веке человеческая мысль вертелась вокруг всё того же самого разделения людей на три породы. И мы с вами давайте уж не будем отрицать очевидного: люди рождаются принадлежащими к разным породам, а потому нормальное, здоровое общество должно быть сословным. Правящее сословие должно хотя бы примерно соответствовать высшей человеческой породе – людям духа. Таков смысл аристократии, без которой невозможна правильная монархия.

Монархическое законодательство должно быть сословным, то есть аристократия безусловно должна иметь привилегии. Но в обмен на привилегии к аристократам должны предъявляться более высокие требования. За что трактирщику – штраф, за то графу – Бастилия. За что мужику – каторга, за то князю – плаха.

Третий Рим?

Главный русский смысл должен быть выражен четко, внятно, афористично, красиво, воодушевляющее. Сложную, разветвленную теорию надо сжать в одну короткую фразу, которая отскакивала бы от зубов. Этой цели и призвана была служить идея «Москва – третий Рим» и доныне очень популярная среди православных патриотов. Эта идея вписывает Россию в контекст мировой истории, свидетельствует о значительности места нашей страны в судьбах человечества, тешит наше национальное самолюбие и бальзамом проливается на душу, растерзанную комплексом национальной неполноценности. Но, откровенно говоря, третьеримская идея поражает своей внутренней нелогичностью и полным отсутствием реального смысла.

В чем убеждает нас идея «Москва – третий Рим»? То, что Москва приняла эстафету центра православной империи от Константинополя – это не вызывает сомнения, и это очень важно для нас. Русская держава действительно является преемником Византии, это преемство духовное и суть его – в охранении и сохранении Вселенского Православия. Но скажите, при чем тут первый Рим, то есть собственно Рим? У него-то мы что унаследовали и какие «римские ценности» намерены сохранять?

Когда-то воздвигнутая императором Константином новая столица империи получила название второго Рима. Но это ни чего не означало, кроме смещения центра власти на восток, это был всего лишь факт политический, даже технический, не имеющий ни какого духовного значения. То, что в Римской империи появился новый центр власти, отражает лишь перипетии политической борьбы, то есть нечто временное, преходящее. Вечных ценностей Новый Рим от Древнего Рима отнюдь не унаследовал, и в этом смысле ни как не являлся его преемником. Константинополь не принимал от Рима эстафету хранения Истины, не принимал веру. К моменту появления на востоке нового политического центра Рим был языческим и в плане религиозном новой столице ни чего приличного завещать не мог, а христианизация западной и восточной империей шла одновременно.

Итак, преемственность Константинополя от Рима – явление политическое. Преемственность Москвы от Константинополя – явление духовное. Цепочки не получается. Чтобы спаять эти три звена, надо увидеть в них факты либо исключительно политические, и тогда почему бы не увидеть четвертый Рим, например, в Вашингтоне? Там тоже есть сенат. Либо надо увидеть в них факты мистические, и тогда получится, что Москва – наследник древнеримского язычества.