Дмитрий Панин родился в Москве, мать его принадлежала к старинному дворянскому роду, так что после Октябрьского переворота он оказался в числе проклятых режимом «лишенцев» (тех, кто были лишены человеческих прав по причине неугодного большевикам «происхождения»). Окончив техникум, юный Панин поступает рабочим на цементный завод, чтоб заслужить право на высшее образование. Перед войной он окончил Институт химического машиностроения и аспирантуру, но перед самой защитой его как «врага народа» арестовывают по навету и отправляют на пять лет в тюрьму, а потом в лагерь. Через 5 лет ему добавляют еще 10 за «организацию вооруженного восстания» и ссылают на вечное поселение. Заключенному Панину довелось работать в Марфинской «шарашке» КГБ (вместе с Л. Копелевым и Солженицыным), и в романе А. И. Солженицына «В круге первом» Панин выведен под именем Дмитрия Сологдина. Панин и сам описал «первый» и другие свои круги лагерного ада в книге «Записки Сологдина», которая в России вышла под названием «Лубянка – Экибастуз. Лагерные записки. Т. 1». На второй том записок у Панина не хватило духу, однако работать, и писать тоже, он еще продолжал долго…
В 1956 году Панин был реабилитирован, вернулся в Москву и до выхода на пенсию работал в одном из московских НИИ главным конструктором проекта. В 1972 году Д. М. Панин вместе с супругой эмигрирует на Запад. Он участвует здесь в научных конгрессах по биоматематике, физике и эпистемологии, пишет научные статьи и книги, читает лекции по философии и политэкономии в разных городах Европы, в Кингстонском университете в Канаде. В своих натурфилософских трудах он утверждает, что именно законы природы доказывают существование Творца Вселенной. Обоснованию этого посвящены такие труды Панина, как его основополагающая «Теория густот», как работы «Механика на квантовом уровне», «О природе времени», «Постулаты марксизма и законы природы», «Осциллирующий мир»…
Политический темперамент «зека» побуждает Панина искать независимой, стойкой Церкви. Перед отъездом из России такой показалось ему Католическая Церковь (пример стойкости давала ему гонимая церковь Литвы). По приезде на Запад Панин был принят папой Павлом VI. Вскоре Панина постигает разочарование: «несокрушимая крепость» католицизма оказалась разъедаемой марксизмом, фрейдизмом, левой «теологией освобождения». Панин возвращается в лоно Православной Церкви…
Перед смертью, в стенах своей парижской квартирки этот неуемный человек «занимался реконструкцией «легкого» лазера, луч которого действует на огромных расстояниях, основываясь на сгущении протонов меньшем, чем плотность нуклонов в ядрах» (Р. Южаков).
Н. А. Струве так вспоминал о Дмитрии Панине: «Рыцарское, дон-кихотское начало в нем преобладало. Он жил страстью (побороть мировой коммунизм), отвлеченной наукой и навязчивой идеей: соединить физику и метафизику, научную истину и богословскую, перестроить всю общественность на незыблемых началах. Рьяный противник коммунистической злой утопии, он сам заразился утопическими взглядами…»
Хотя уже много лет существует в Европе ассоциация «Друзья Дмитрия Панина», научное и натурфилософское наследие этого русского ученого до сих пор по-настоящему не исследовано…
ПАНТЕЛЕЙМОНОВ БОРИС ГРИГОРЬЕВИЧ, 1888 – 1950
Писатель, химик и предприниматель Борис Пантелеймонов был человек талантливый и таинственный. Свою тайну (или тайны) он, как выражаются, «унес с собой в могилу». Одной из тех его тайн, что нам отчасти знакомы (хотя и не разгаданы полностью), была заметка в горьковском альманахе «День мира» (вышедшем уже после смерти Горького, в 1937 году). В ней со ссылкой на бейрутскую газету сообщалось о самоубийстве русского инженера Пантелеймонова, который расплатился с долгами, выпил вина, разбросал по комнате цветы, лег и принял яд. В том же 1937 году, когда в Москве вышел «День мира», покойник Пантелеймонов, по сообщению А. М. Ремизова, объявился в Париже. Вскоре он увел из милюковской газеты машинистку Тамару Ивановну (свою будущую жену), а потом исчез с ней куда-то на все годы войны и оккупации. Предполагают, что в 1937 году в Бейруте Пантелеймонов «инсценировал самоубийство». Думается, проще было «протолкнуть» заметку о самоубийстве в арабскую газету (а потом самому отослать ее в издание Горького, с которым он и раньше сотрудничал), чем ложиться на пол среди цветов и изображать мертвеца в присутствии неведомых корреспондентов. Вот только для чего была предпринята эта «инсценировка»? Чтобы замести следы? Или чтобы произвести впечатление на бросившую его жестокую красавицу-жену?..