Русский Жребий

— Если выживу, может, и стану. Право проповедовать нужно заслужить… Жизнью.

Если бы все так рассуждали…

Уже на крыльце больницы Агнии приветственно кивнул врач-волонтёр Пааво, приехавший в Город из Эстонии, спросил с печальной улыбкой, растягивая слова:

— Что, не на одну статью трагедий записали?

— Да тут трагедий на тома… Я бы… не смогла, наверное…

— Что?

— Работать в больнице, среди этого ада.

— Это только так кажется. Ко всему привыкаешь. Прежде в лазаретах работали знатные дамы.

— Царица и царевны… Это правда, что у вас лишь девять медсестёр?

— И четыре хирурга, не считая меня, которые сутками не смыкают глаз. Остальные… — Пааво повёл рукой.

— Уехали…

— Уехали.

— Осуждаете их?

— Я никого не осуждаю. Моя профессия — лечить, а не осуждать.

— Но они бежали, бросив своих больных, а вы наоборот — приехали им помогать. Пааво, вы ведь эстонец, эта война… Она формально не ваша. А вы приехали. Зачем?

— Мне нет дела до войны. Формально. Но есть люди, которые умирают, и которым нужна помощь. Я могу им помочь, поэтому я приехал. Всё остальное меня не касается. И, кстати, не пишите в своей статье о разговоре с эстонским хирургом…

— Боитесь санкций? — усмехнулась Агния.

— Нет. Просто не хочу известности. Моё дело — лечить людей. Остальное меня не интересует.

— Вы замечательный человек, Пааво!

Хирург махнул рукой и, бросив в урну докуренную сигарету, возвратился в больницу.

По оставленному Олегом адресу Агния отправилась лишь утром. Дом Мирославы и её семьи располагался в частном секторе, и она без труда нашла его, благодаря чудесному цветнику, который не мог не радовать женского глаза даже среди ужасов войны. Невольно залюбовавшись красотой разнообразных лилий, колокольчиков, роз, Агния некоторое время стояла у калитки, вспоминая собственный давно покинутый сад, затем, опомнившись, постучала.

На стук из дома осторожно вышла пожилая женщина в больших очках, окликнула насторожённо:

— Кто здесь?

— Анна Матвеевна, я от Олега Тарусевича. Я лекарства привезла для вашей дочери.

— От Олега? — в голосе женщины послышалась радость. — Сейчас-сейчас я вам открою! Подождите…

Опираясь на палку, и явно боясь оступиться, полуслепая женщина засеменила по тропинке, дойдя до калитки, дрожащими руками нащупала и отодвинула засов:

— Заходите, милая, заходите! Сейчас я вас чаем напою!

— Спасибо, не стоит…

— Нет-нет, не отказывайтесь, пожалуйста! Вы для нас такое доброе дело делаете, а я вас и чаем не напою? Чай у нас хороший… Мята, мелисса… Всё своё…

По тону Анны Матвеевны Агния поняла, что отказ её глубоко огорчит, и покорно прошла в дом. Здесь, в просторной комнате у стола неподвижно сидела маленькая женщина с руками-палочками и испуганным лицом.

— Не бойся, Галочка, — ласково заговорила с ней мать, — к нам гости пришли. От Олега!

При упоминании Олега напряжённое лицо Галинки разгладилось. Это имя явно означало для неё, что бояться нечего.

— Сейчас будем чай пить… — захлопотала Анна Матвеевна. Дома она ориентировалась значительно легче.

В комнате было весьма уютно. На стенах висели репродукции картин известных художников, на столе возвышался букет свежих цветов. Также здесь был большой телевизор и стопка дисков с красивыми, добрыми фильмами, преимущественно, семейными, а также балетными постановками, музыкой. А ещё мягкие игрушки… Видимо, всё в этом доме делалось для того, чтобы доставить хоть какую-то радость Галинке.

На колени Агнии запрыгнул пушистый дымчатый кот, заурчал, требуя ласки. Анна Матвеевна проворно расставила на столе чашки, блюдца, варенье и, наконец, самовар…

— Если вы волонтёр, милая, то вам ещё нужно обязательно съездить к Павленкам и Хлыстовым… А ещё, дайте подумать… К Мякшиным, обязательно…

— А что им нужно?

— У них тоже больные дети. ДЦП, сердечники. Им не меньше Галинки лекарства нужны. Вы обязательно им должны помочь. Ведь вы сможете, правда? — в голосе Анны Матвеевны звучала надежда.

— Я постараюсь, — отозвалась Агния, пытаясь вспомнить, сколько ещё и каких лекарств осталось на её «складе». — Напишите или продиктуйте мне их адреса, а я сегодня же их навещу.

— Сейчас! — пожилая женщина метнулась к серванту и, достав из него записную книжку, протянула Агнии. — Посмотрите, пожалуйста, сами, а то я почти не вижу… — сказала виновато.

Добросовестно выписав нужные адреса и, хорошенько почесав кота, Агния сделала глоток ароматного чая, оказавшегося, действительно, весьма необычным на вкус. Анна же Матвеевна задумчиво помешивала ложечкой сахар, качала головой, делясь:

— Знаете, милая, последнее время мне всё чаще приходит в голову мысль, что, может быть, мы сделали ошибку тогда, в мае?

— Вы имеете ввиду референдум?

— Может, лучше было смириться? Учить мову и не поднимать головы… По крайней мере, люди — столько людей — были бы живы! Я стара и больна, и смерти не боюсь. Но другие? Мирочки почти не бывает дома, она занята в больнице. И я каждый день боюсь за неё. Каждый час, каждую минуту… Олег на передовой всякий миг рискует собой, и за него у меня тоже болит душа. А сколькие уже погибли! Это же так страшно!

— Вы всего лишь хотели, чтобы вас услышали.