Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

На рассвете мы быстро двинулись на разведку неприятеля и выручку захваченных казаков. Каково же было наше радостное удивление, когда, не доходя до Турского-Издвора, мы встретили на дороге всех наших пропавших казаков живых и целехоньких! Только лошади у двоих оказались убитыми. Спешенные казаки, перебираясь от куста к кусту, шли по склону огромной горы и, заметив приближение нашей сотни, спустились на дорогу. Рассказ отрезанных неприятельской конницею четырех казаков настолько занимателен и даже поучителен, как характеристика казачьей тактики и стратегии, что я считаю нелишним привести его в целости. Они рассказывали приблизительно вот что.

В двух верстах, не доходя до Турского-Издвора[483], ведущее к нему ущелье разветвляется на два ущелья — одно из них идет на Тетевень[484], который на огромной горе едва заметен с его укреплениями, а другое ущелье расширяется в долину, поросшую садами, среди которых расположена деревня Турский-Издвор. Из садов этой деревни нас встретили выстрелами башибузуки. Мы обскакали сады и выбили оттуда башибузуков; они заняли было окраину деревни, но мы их прогнали далеко за деревню, а сами, поставив сторожевой пост для наблюдения за неприятелем, стали запрягать буйволов и нагружать каруцы (повозки) всяким добром. Когда обоз из десяти каруц был готов, мы сняли сторожевой пост и направились обратно к Микре; но, дойдя до места, где ущелье расходится на два прохода, мы увидели, что нам загородили дорогу два турецких эскадрона, которые пришли из Тетевеня. Тогда мы, зарубив двух захваченных нами в плен, бросили обоз, взяли пики наперевес и бросились в самую середину турок. Турки расступились перед нами. Но когда мы проскочили, по нам начали стрелять и убили двух лошадей. Тут мы пешие быстро взбежали на гору и залегли за большим камнем. Трое турок слезли было с коней и бросились за нами, но мы уложили их всех из винтовок. Увидев такое дело, прочие турки уже не посмели нас потревожить и только издали махали нам платками и просили, чтобы мы вышли к ним из нашей засады; но мы не шли, а звали их к себе. Тут они погалдели, погалдели по-своему и повернули обратно; мы же ушли в горы.

— А подушки с седла небось бросили, ракалии, на лошадях? — спросил сотенный командир.

— Никак нет, ваше благородие, подушки успели снять, — отвечали казаки.

Дойдя до места встречи казаков с турецкой конницей, я убедился в верности описания ими характера местности и в прочих подробностях их рассказа. Тут же находился во всей неприкосновенности брошенный казаками обоз; буйволы преспокойно паслись на свободе. Вероятно, турки вследствие наступившей темноты не успели увезти с собой обоза и, кроме того, опасались появления наших, более значительных сил, чем ничтожный казачий разъезд. Во всяком случае, их апатическое бездействие было просто непростительно. Итак, казачий разъезд из каких-нибудь нескольких человек, далеко от своей части, среди местности, крайне пересеченной и занятой несравненно сильнейшим неприятелем, хозяйничает, как у себя дома, среди раздолья степей тихого Дона, при чем обнаруживает силу воли, предприимчивость и сметливость, доходящую до безумной дерзости. Пожалуй, скажут — все это было совершено во имя инстинкта наживы. Но если это так, то все-таки возникает серьезный вопрос: каким образом при столь неблагоприятных условиях и с такими ничтожными средствами была достигнута в данном случае известная цель? И невольно придется изумиться природной сметливости казаков, их необычайному глазу, чутью, находчивости, которые в совокупности и составляют их доморощенную тактику и стратегию, внушенную им одним только Господом и отнюдь не вычитанную из немецких философских рассуждений о разведочной службе кавалерии, которые так трудно согласовать с беспредельной удалью русского человека и с вдохновенными порывами его самобытного, практически находчивого ума. Но возвратимся к прерванному изложению фактов.