Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Но не обошлось и без жертв: стрелковая рота Минского полка пропустила место вылазки и волны принесли ее под турецкие колонны, которые осыпали несчастную роту своими выстрелами, как тучным дождем, и на глазах моих в какие-нибудь пять минут не стало трех лодок с людьми — все погибли до одного человека; вечная память героям нашим! В четыре часа утра 15 июня Минский полк был уже на турецком берегу, и в тот же момент закипел бой жаркий: турки отчаянно дрались и с громким криком «алла, алла!» бросались на нас в штыки; но все их попытки были неудачны, потому что мы также встречали их частыми выстрелами и с криком «ура!» бросались в рукопашный бой и всегда отбрасывали их от себя. Бой кипел, кровь лилась; богатырская сила в очах горела!

Трудно высказать ужас и суматоху в те критические минуты боевого театра, при всем том, что местность, на которой происходила эта битва, была весьма неудобна для нас: бугристая, покрытая густым леском, частыми кустарниками и виноградниками. Сражение продолжалось с четырех часов утра и до трех пополудни. Турки не выдержали и обратились в бегство в совершенном беспорядке, оставив нам город Систов, две батареи и одно орудие.

Перешедши через Дунай-реку, мы вступили на так называемый Балканский полуостров, где живет много наших единокровных славян: болгар, сербов, герцеговинцев, босняков, черногорцев, а также и греков. Все эти народы, забранные нашим злобным врагом турком, чему прошло уже несколько сот лет, как известно нам по словам нашего духовника и по рассказам славян.

И так, народы эти находились в угнетении, под вторым египетским игом, в течение которого претерпевали чрезвычайные бедствия и кровопролития безвинно, потому только, что они христиане. Жестокие турки творили над ними насилия всякого рода: имущества грабили, храмы Божии подвергали поруганию и до основания разрушали жилища, сжигали и превращали в пепел, жен и дочерей бесчестили, всех — мужчин и женщин, взрослых и невинных детей — подвергали всякого рода мучениям. И такое бедствие горюющих и страждущих славян вызвало на защиту их Россию.

Вот так-то среди этих народов, бесценные мои соотечественники, очутился я с товарищами своими (далее автор делает резкий переход к пребыванию своему на Шипке)[547] между непроходимыми и бесчисленными горами, которых вершины часто не видны были за тучами. Здесь работал я день и ночь около пяти месяцев. И над чем же я там трудился, благодетельные мои соотечественники? Боролся я с разъяренным врагом своим турком, который со всех сторон бросался на нас, как лютый тигр, и открывал нам совершенный ад, стараясь поглотить нас живыми; но все его усилия были неудачны.

Там я день и ночь копал и носил землю, беспрестанно откладывал снег днем и ночью от своих ложементов; носил из леса дрова и воду на вершины высоких гор; подвергал себя ружейным и пушечным вражеским выстрелам, которые ежеминутно оглушали меня. Плел туры и строил различные укрепления, стараясь защитить себя и своих собратов от ненавистного врага своего. Там я почувствовал перемену в жизни и зной в телесах своих; там я оставил труд свой и свил навсегда гнездо врагу; там почувствовал я уменьшение физических сил своих; там приходилось мне быть по грудь в замерзшей воде; неоднократно там летели на меня и днем и ночью тучи вражеских пуль, гранат и бомб; так представлялась ежеминутно смерть глазам моим; там ничего не слышно было, кроме пушечных громов, оглушавших местность; не слышно было и стонов людей, умиравших от тяжких ран; там ничего не видно было, кроме одних небес, темного леса, гор, скал, страшных пропастей и луж человеческой крови; так немало погребено убитых собратов и друзей моих, которые стояли в рядах вместе со мной, вечная им память! Там гнездился сорокатысячный враг наш, который ежеминутно помышлял ворваться в ряды наши и выбить нас из Шипкинского перевала; там было нам пленение вавилонское; там сидели мы и вздыхали по отечестве своем; там плавали мы, пели и вспоминали о дорогой каждому родине; там претерпел я холод, голод в самую тяжкую скорбь; там трепетал я от холода, как осиновый лист; там казалось мне, что я не видал милого и вольного света; там перенес я самую тяжкую трудность и отчаяние; скажу прямо, там был настоящий ад, потому что там не было утешения в радости, а у каждого из нас жизнь была на волоске. Но добрые вожди наши облегчали нашу скорбь, а каждый из нас безропотно и благосклонно повиновался своей судьбе.