Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Наконец 27 декабря Шипка была окружена русскими войсками[548], и турки целые сутки защищались отчаянно, но не могли ничего сделать русским. 28 декабря сорокатысячный злобный враг наш положил свое оружие пред русскими воеводами. Восторг был неописанный, и у каждого из нас отвалился тяжелый камень от сердца. После этого мы пробыли на Шипке три дня, занимаясь уборкой тел убитых наших воинов и конвоем пленной турецкой армии. 1 января нового, 1878 г. двинулись мы далее к Константинополю. На этом пути встречались нам разрушенные города и обгорелые деревни, по дорогам лежали тела убитых воинов наших и турецких; кроме того, в каждой деревне валялось бесчисленное множество убитых разного рода животных, как-то: рогатый скот, овцы, лошади, буйволы, свиньи, козы и птицы разного рода. Часто приходилось нам убирать убитых животных, чтобы для отдыха было где расположиться; нередко приходилось также тушить пожар в тех самых деревнях, в которых мы ночевали. Убивали животных и производили пожары сами же турки, которые всевозможно старались истребить, чтобы русские ничем не могли воспользоваться и терпели бы холод и голод, что и действительно приходилось нам испытывать. Во время вашего похода под Константинополь была страшная и невылазная грязь, вследствие чего съестными припасами.

Хотя с большим трудом, но добрались мы до Санстефано[549], где и заключен был мир с Турцией. Город Санстефано стоит на берегу Мраморного моря, на расстоянии пяти верст от Константинополя. Там мы стояли лагерем тихо, мирно и спокойно. До возвращения в Россию там занимались мы ученьем, ходили на прогулку и на купанье в Мраморное море. Пищи отпускалось нам весьма довольно: варился борщ с мясом, рисовая крутая каша, ежедневно получали водку, и, кроме того, отпускался нам чай и сахар, славно — было всего вдоволь; но недоставало только одного — здоровья, а притом еще и воздух был для нас тяжелый и неприятный, от чего мы пищи мало употребляли и болели и многие даже умирали.

Тут, как и во все время похода, утешал и ободрял нас наш духовник о. Дормидон; он своими поучительными наставлениями многих избавлял от печали и скорби. Великий и непоколебимый это человек, которых мало бывает; трогательно и влиятельно внушал он в сердца наши священнослужительские слова. И никто из вверенных ему чад не оставался безутешен. Он точно посеял в сердцах наших великую добродетель, которая принесла нам и отечеству нашему обильные плоды. Он во все время войны никогда не оставлял нас одних; он часто собирал нас в кружки и беседовал с нами, как отец с родными детьми; он служил нам примером непобедимого борца за отечество и образцом геройства. Духовник наш о. Дормидон по фамилии Твердый: он действительно и природой твердый, исполнен добродетелью и религиозностью; он сердечно любил всех нас как христолюбивых воинов; он при каждом удобном случае утешал и ободрял нас отрадными словами.

Наконец, последовал высочайший указ о возвращении русских войск из Турции в Россию, и тогда только священник наш отец Дормидон распрощался с нами. А 1 сентября и мы уже стояли у берега Мраморного моря в ожидании парохода.

2 сентября Минский полк разместился на английском пароходе, и в 9 часов утра с криком «ура!» поплыли мы водами Мраморного моря, которое разделяет город Константинополь, так что нам пришлось ехать чрез самый город. Константинополь имел вид довольно пространный, с огромными постройками разного рода домов, мечетей и башен; особенно замечательные в Константинополе мечеть Авия, бывший греческий Софийский собор, и дворец султана, искусно устроенный на самом берегу моря и раззолоченный, со множеством различных колонн.

Но зато виднелись местами развалины греческих построек, которые производили (тяжелое) впечатление. Город Константинополь построен на гористой местности и пересечен Мраморным морем; говорят, что пространством своим не уступит Москве. Мне первый раз в жизни, а может быть, и многим из нас пришлось видеть чуждый столичный город. Во время нашего прохода чрез город погода была благопристойная и ясная: мы первый раз любовались городом, который оставался вправо и влево; жители города встречали нас радушно и приветствовали с пушечными выстрелами и криком «ура». Граждане машут нам шляпами, кланяясь в знак желания нам доброй дороги. Многие из них крестились в знак того, что они не все турки, мы также, в свою очередь, отвечали им поклонами. И мало-помалу пароход наш удалялся, и мы потеряли из виду своих доброжелателей и турецкую столицу. Любопытнее всего было для меня как семи- или восьмилетняя девочка, набрав малюток в лодочку и с веслом в руках, кувыркается в море, как утка.

Трое суток плыли мы Черным морем. 6 сентября, около 8 часов вечера, были уже мы в своем отечественном городе Одессе. И так благополучно окончился наш мужественный подвиг.

Ноября 8-го дня 1878 г. унт[ер]-оф[ицер] Ф. Миняйло

Сообщ[ил] Ив. Матченко

Полтава

22 июня 1883 г.