Русское дворянство времен Александра I

Слухи о петиции в пользу освобождения крепостных снова распространились по столице, что вызвало предсказуемо негативную реакцию крепостнического большинства вокруг престола. Не было единства мнений, и стало ясно, что каразинский проект Общества добрых помещиков не нашел широкой поддержки[719]. Напротив, проект этот был очень далек от того, что задумал сам царь. Узнав о намерениях реформаторов, Александр I заявил: «Здесь никакого общества и комитета не нужно, а каждый из желающих пускай представит отдельно свое мнение и свой проект министерству внутренних дел». Царь остановил дальнейшее развитие этой нежелательной инициативы, уволив своего адъютанта Меншикова. Те, кто проявил первоначальный интерес к Обществу добрых помещиков, сразу же отказались от участия в нем, не в последнюю очередь, по словам И. В. Васильчикова, именно из‐за непосредственной вовлеченности Каразина. Генерал-адъютант князь Васильчиков, командующий гвардейским корпусом, был среди тех, кто первоначально записался в общество, но вскоре вышел из него на том основании, что его условие полной секретности было нарушено. Васильчиков жаловался, что, если бы дела решались более осмотрительно, «с большей осторожностью и меньшим шумом, можно было бы достичь самых счастливых результатов». Его растерянная реакция на нежелательную публичность предприятия является наглядным свидетельством опасения лично участвовать в таких прореформаторских кампаниях[720].

Это, в свою очередь, несомненно, объяснялось яростным упреком, который Васильчиков получил от царя при подаче прошения. Последнее было подписано шестьюдесятью самыми богатыми помещиками Петербургской губернии и просило разрешения привести своих крестьян в «обязанных поселян» в соответствии с действующим законодательством. Однако Александр I рассматривал крестьянский вопрос и его решение как свою исключительную прерогативу, что сильно проявилось в его раздраженном ответе по этому поводу Васильчикову, записанном Шильдером. Царь принял депутацию и, зная, что собирается сказать Васильчиков, оборвал его и спросил: кому, по его мнению, принадлежит законодательная власть в России? Васильчиков не колеблясь ответил: «Без сомнения, вашему императорскому величеству, как самодержцу империи». На что Александр I, возвысив голос с досадой, ответил: «Так предоставьте же мне издавать те законы, которые я считаю наиболее полезными для моих подданных»[721].

В некоторых источниках, в том числе в записях Шильдера, этот эпизод датируется 1816 годом. Однако Мироненко убедительно утверждает, что свидетельства, особенно в том, что касается участия Васильчикова, указывают на 1820 год как на более правдоподобную дату[722]. В конце концов, если бы Васильчиков действительно получил столь резкий отпор в 1816 году, как предполагалось, насколько вероятно, что он рискнул бы участвовать во второй подобной акции четыре года спустя? Замечание, сделанное поэтом декабристом К. Ф. Рылеевым во время его допроса в 1826 году, по-видимому, способствовало путанице в отношении дат. Рылеев был завербован в Северное общество декабристов в начале 1823 года. Когда его спросили о происхождении тайного общества, Рылеев очень отчетливо вспомнил о его возникновении, что совпало с публичным обсуждением крестьянской реформы десятью годами ранее, в котором фигурировало имя Воронцова. В ответе Рылеева Следственному комитету говорилось, что он «слышал только, что оно началось в то самое время, когда граф Воронцов представлял покойному императору об освобождении крестьян»[723]. Это действительно указывает на 1816 год, год образования самого раннего общества декабристов, «Союза спасения». Тем не менее почти наверняка Рылеев имел в виду широко поддержанный призыв М. Ф. Орлова к Александру I реформировать крепостное право, который Орлов сделал в 1815 году, как упоминалось в начале этой главы. В любом случае процитированное выше письмо Воронцова от 14 апреля 1820 года к Каразину вместе с полной отчаяния дневниковой записью Тургенева от 1 июня 1820 года, цитируемой ниже, служат только подтверждением аргумента Мироненко. На мой взгляд, нет необходимости в каких-либо дальнейших разъяснениях по этому поводу.

Под давлением высших вельмож империи Александр I отступил и отказался от поддержки этой конкретной реформаторской инициативы. Его собственный энтузиазм по поводу проведения крестьянской реформы, о чем свидетельствует его заказ на несколько специальных проектов, очевидно, перевешивался как его страхом перед громким противодействием этой реформе со стороны дворянства, так и сомнительной репутацией таких персон, как Тургенев и Каразин, которые были одними из главных ее сторонников. Некоторые полагали, как, например, балтийский сторонник освобождения крестьян Тимофей фон Бок, что монарх «использует освобождение крестьян только в качестве повода, чтобы подавить единственный класс, который до сих пор сопротивлялся проявлениям тирании»[724].