Русское дворянство времен Александра I

Несмотря на опасения Тургенева, дело освобождения крестьян закончилось согласованной, хотя и неудачной инициативой группы Воронцова-Каразина и их сторонников, 65 подписавшихся помещиков. Последним проектом по крестьянскому вопросу в царствование Александра I считается записка от 30 марта 1824 года, адресованная царю статс-секретарем Н. Н. Муравьевым[738]. Это вдумчивое и взвешенное представление показывает, что по прошествии более двадцати лет правления Александра I высокопоставленные чиновники все еще активно размышляли о проблеме освобождения крепостных как предпосылке развития сельского хозяйства и улучшения управления имениями. Сам Муравьев, служивший как вице-губернатором, так и губернатором, много лет активно интересовался проблемами сельского хозяйства.

В ответ на конкретный запрос царя о них Муравьев ссылается в своей записке на положение «экономических» крестьян и потенциальные выгоды от предоставления им свободы, хотя и без земли. «Экономические» крестьяне были раньше церковными крепостными до секуляризации в 1764 году церковных земель, на которых на тот момент проживал почти миллион крепостных мужского пола. Первоначально эти крестьяне находились под надзором возрожденной Экономической коллегии Синодального правления до ее упразднения в 1786 году, после чего они были приписаны к другим государственным крестьянам[739]. Предлагая пути развития этой категории крестьян, автор исходил из убеждения, что земли, находящиеся в частной собственности, потенциально более продуктивны, чем государственные. Муравьев утверждал, что для повышения продуктивности государственных земель необходима новая система вознаграждений и стимулов, чтобы приблизить сельское хозяйство России к уровню других европейских государств (составлявших естественный ориентир для Муравьева). Ключом к достижению этого, по его мнению, были образование, здравый смысл и развитие частной собственности (и капитала), как это было достигнуто в Англии, Германии и Франции. Напротив, российские государственные земли представляли собой шокирующую картину крайнего беспорядка и запущенности.

Муравьев также убедился на собственном опыте, что государственное лесное хозяйство работало неэффективно и из‐за плохого ведения хозяйства, потерь и расточительства приносило в пять раз меньше прибыли, чем можно было ожидать. Предлагаемое Муравьевым средство состояло в том, чтобы вознаградить достойных людей предоставлением земли, на которой проживали «экономические» крестьяне, с лесами или без них, но без передачи им в собственность самих крестьян или их имущества.

Муравьев утверждал, что «кроме очевидной от сего пользы для человечества и государства» у правительства не было другого пути вознаграждения достойных людей. В то же время стимулы были абсолютно необходимы в такой стране, как Россия. Причем земля должна быть предоставлена в наследство бессрочно. Государственные крестьяне, проживавшие на такой земле, должны были платить новому владельцу по ставке, определяемой правительством и в соответствии с преимуществами, предоставляемыми владельцем крестьянам. Только что получившие дворянство посредством государственной службы и достижения определенного чина должны сохранить право владеть землей, деревнями и имениями. Однако это право не должно было распространяться на крестьян. Последние должны были быть свободны от власти землевладельца, на земле которого проживали.

Муравьев считал, что такой порядок полностью соответствовал бы духу Жалованной грамоты дворянству: «новое» дворянство смогло бы получить поместья «старого» дворянства, хотя и с ограниченными правами, и — главное — без владения крестьянами. Это, как он выразился, было бы одним из «легчайших и неприметных способов, чтобы освободить крестьян от рабства!» Муравьев был уверен, что тем самым «самоуправство волостных правлений (и приказов) уничтожится» и казенный «поселянин восчувствует бодрость»[740]. Столь же оптимистично он полагал, что старое дворянство скоро привыкнет владеть землей без крепостных. После освобождения своих крестьян они должны были сохранить право собственности на землю и продолжили бы жить на ней. Любой прямой контроль над управлением имениями или обработкой земли привел бы к снижению ее продуктивности, что в конечном итоге нанесло бы ущерб государственной казне. Это было особенно верно в отношении России, заключал Муравьев, «государстве от природы решительно и преимущественно земледельческом, хлебопашенном».