Русское дворянство времен Александра I

Однако жестокое обращение Александра I со многими дворянами свидетельствует о том, что он рассматривал их дерзкие выражения альтернативных точек зрения о будущем политическом и социальном развитии России как потенциально недопустимую угрозу своему исключительному статусу самодержца и царя. Его жесткая реакция на эту предполагаемую угрозу обнаруживает, что Александр I был далеко не «ангел», каковым его стали называть ближайшие родственники после поражения Наполеона и особенно после его неожиданной смерти в ноябре 1825 года.

Глава 12 Социальная и политическая культура декабристов

В этой главе анализируется изменчивый характер «европейского» поколения российского дворянства после 1812 года и рассматривается дворянин, осознающий себя как личность, противостоящая государству. Глава рассматривает контекст растущей оппозиции правительству в некоторых кругах и фокусируется на социальной и политической культуре декабристов. В заключение приводится оценка масштабов поддержки заговорщиков среди более широких кругов дворянства.

Поколение 1812 года: зарождающаяся декабристская фронда

Я окончил 1824 г. самым веселым образом: поутру часа с два я занимался службою, потом чтением, а вечером играл в карты; в ноябре месяце началися в так называемом собрании балы, и я давал у себя несколько вечерников, на которых бывало до 50 гостей. Сей род жизни мне понравился тем более, что я нашел в оном совершенную независимость[855].

Эта показательная запись в дневнике А. И. Михайловского-Данилевского подчеркивает самосознание освобожденного человека, который строит свою повседневную жизнь в Санкт-Петербурге к концу царствования Александра I. Его упор на личную автономию и общение с избранными предполагает мир, далекий от условностей, существовавших в военных и придворных кругах, в которых тем не менее вращался Михайловский-Данилевский.

Представители его поколения нашли собственные способы выражения своей индивидуальности и формирования своего мировоззрения в годы аракчеевщины: несмотря на все свои усилия, режим не смог предотвратить формирования общественного мнения. Они делали это как читатели «толстых журналов», члены литературных салонов, философских дискуссионных кружков и особенно тайных обществ и масонских лож, по крайней мере до их закрытия в 1822 году. Феноменальный рост последних, особенно во втором десятилетии XIX века, когда правительство терпимо относилось к ним, во многом приучил российское дворянство к концепции тайных обществ[856]. В свою очередь, различие между литературными салонами и тайными обществами становилось все более размытым. Как заметил Н. И. Тургенев, «даже самые безобидные посиделки впечатлительные люди легко принимают за тайные общества. Так общественное мнение относится даже к чисто литературным кружкам людей, занимающихся исключительно литературой, проводящих время на закрытых собраниях в дружеской непринужденной беседе».

Сам Тургенев находил такие литературные кружки в целом довольно легкомысленными. Он встал на сторону своего друга, генерала М. Ф. Орлова, когда тот заявил членам одной группы, что умные люди не должны тратить свое время на такие мелочи, как литературные споры, когда состояние их страны явно требует их активного участия в продвижении благосостояния общества. Орлов призывал их отказаться от своих детских занятий в пользу более благородных задач[857].

Стремление к самосовершенствованию и повышению уровня образования в то время принимало и другие формы. Например, вошли в моду Ланкастерские школы взаимного обучения, направленные на борьбу с неграмотностью, и многие из них были открыты в армии, в городах и в дворянских поместьях[858]. Точно так же членство в Библейском обществе стало не только модным, но и почти обязательным. Это новое увлечение изучением Писания, более в духе протестантизма, чем православия, было основано А. Н. Голицыным при активной поддержке самого Александра I. Похоже, это дало правительству возможность направить потенциально опасный интерес к социальным инициативам в более безобидную сферу благотворительной и образовательной деятельности[859].

В очерке о русском дворянстве Раев справедливо назвал этот период истории «критическим периодом внутреннего освобождения дворянства от государства, „приватизации“ его членов и начала их отчуждения от истеблишмента». Он напомнил нам, что именно при Александре I в России впервые стало возможным создавать частные ассоциации, занимающиеся литературой, наукой, искусством и в целом культурными предприятиями. Раев принимает точку зрения Юрия Лотмана о том, что общим достоянием поколения декабристов были не столько их различные и несколько туманные идеологии, сколько общий образ жизни: тот, который подчеркивал обязанность человека творить и быть полезным, приверженным служению обществу[860].