Русское дворянство времен Александра I

Зная репутацию царя, Свербеев действительно опасался ареста за свою политическую некорректность: «Александр I, вопреки всем прекрасным качествам своего сердца, не оставлял без преследования ни одной грубой выходки крайнего либерализма и имел привычку отрезвлять иногда довольно долгим заточением или ссылкой тех, которых считал противниками своей верховной власти». При этом Кикин умолял Свербеева не губить себя и не портить репутацию уже скомпрометированного Московского университета. Кикин взялся уладить дело с Шишковым, которого «до крайней степени раздражил и напугал твой дерзкий ответ». «Ты не можешь знать, в какое время мы живем, и какие последствия могли бы выдти из вчерашнего случая, если б слух о нем дошел до государя, или, что еще хуже, до Аракчеева»[869].

Записки Свербеева отражают растущее участие многих представителей его поколения в вопросе политического будущего России в посленаполеоновской Европе. Как позже вспоминал один современник: «Молодые люди уже в 1818 году составили тайные общества в Москве, а потом в Петербурге и в некоторых других губерниях; общества сии отчасти были известны императору, но он их пренебрег, дальнейших изысканий не делал, а искра тлелась»[870].

Настроение радикального реформизма, заключавшееся в этой «искре» и распространившееся в последнее десятилетие правления Александра I, выросло, как аккуратно выразился Теодор Шиман, «из благородного семени», которое «в любых других условиях, кроме преобладающих в России, могло дать благородные плоды»[871]. Однако из‐за атмосферы скрытности, созданной самим царем, благонамеренные и благородные реформаторы превратились в революционеров, которые видели в свержении государства единственное реальное средство улучшения невыносимой ситуации.

В 1816 году именно такая группа возникла вокруг А. Н. Муравьева, его двоюродного брата Н. М. Муравьева и князя С. П. Трубецкого, которым было около 25 лет. Вместе они сформировали самое раннее тайное общество декабристов — «Союз спасения». Среди их первоначальных претензий к Александру I было то, что он, по слухам, предпочитал иностранцев и, как часто говорилось, пренебрегал русскими. Другими видными членами были трое офицеров Семеновского полка: братья С. И. и М. И. Муравьевы-Апостолы и И. Д. Якушкин. Вместе они предложили провести агитацию среди российского дворянства, чтобы подать царю прошение об освобождении крестьян. По словам Шимана, «это показывает, как мало эти молодые люди знали Россию»[872]. Тем не менее возникающие тайные общества были значительной, предположительно скрытой особенностью политического ландшафта последнего десятилетия правления Александра I. Это была первая в России попытка реализовать идею политической партии, противостоящей правительству царского самодержавия. Этот момент побудил одного исследователя признать декабристов «родоначальниками политической культуры новой России»[873].

Серьезное волнение наблюдалось в гвардейских полках, собравшихся в Москве в октябре 1817 года для специального парада, приуроченного к закладке фундамента церкви на Воробьевых горах в честь отступления Наполеона пятью годами ранее. Ажиотаж по этому поводу был вызван многочисленными слухами. Этому способствовало, среди прочего, письмо С. П. Трубецкого из Варшавы, в котором утверждалось, что Александр I планировал присоединить бывшие польские провинции в России — Лифляндию и Малороссию (Украину) — к Царству Польскому. В самой России решения царя предоставить полякам конституцию и освободить крепостных в прибалтийских губерниях были расценены не иначе как оскорбление национальной гордости.

Некоторые пришли к выводу, что царь оказывает предпочтительное покровительство иностранцам: и его действия, и предполагаемые намерения широко рассматривались как предательство отечества, вплоть до того, что ходили даже разговоры о необходимости избавить страну от него. Именно в этой обстановке фразерство стало более экстравагантным, а либеральные высказывания — более нарочитыми, что отражалось также в поэзии, прозе и личной переписке. На более глубоком уровне была лишь небольшая доля решимости и подлинных способностей, которые по-разному показали П. И. Пестель и Н. И. Тургенев, несомненно имевшие смелость отстаивать свои очень разные убеждения. Однако угрозы в адрес Александра I, высказанные в 1825 году А. З. Муравьевым, не следует воспринимать всерьез, поскольку он, как и большинство других членов тайных организаций, был совершенно не способен на какие-либо решительные прямые действия. Так, безусловно, полагал в тот момент П. А. Вяземский, писавший, что предполагаемые планы убийства царя представляют собой не что иное, как бредовые разглагольствования. По его мнению, не было ни одного заговорщика, который на самом деле осмелился бы совершить преступление[874]. Однако оценке Вяземского противоречит убийство Каховским Милорадовича во время восстания на Сенатской площади, за которое он был повешен вместе с четырьмя главарями заговора.